Лолия остановилась и посмотрела на меня. Только сейчас я заметил, что рассказывая мне всё это, она смотрела куда-то в сторону.
– Мысли любого человека не возникают ниоткуда. Каждый факт, хранящийся в памяти, каждая мысль, то есть обработка этого факта или множества фактов, это результат работы многочисленных индивидуальных мыслительных процессов конкретного человека. Таким образом то, к чему человек приходит в результате своих размышлений нельзя просто так удалить из памяти или заменить на другую мысль. Записав новый результат, мы нарушаем одно из звеньев в цепочке размышлений и вызываем сильнейший дисбаланс в психике. После этого открытия мы стали работать намного осторожнее. Теперь мы используем либо простое стирание на ранних стадиях возникновения мысли, либо уже записываем всю цепочку возникновения новой мысли целиком.
– Как это? – не понял я.
– Ну смотри, когда какая-нибудь мысль только зародилась в голове человека и считывающий это зарождение отследил, он может безболезненно просто стереть её. Человек, образно говоря, ещё не успел развить её в своей голове и не связал ни с какими остальными фактами, хранящимися в его памяти. Удаление такой мысли безопасно, человек как будто просто забывает, о чём думал. Если же мысль уже пустила корни в сознании человека, то приходится разобраться во всей логической цепочке и затем уже, разработав свою, записать полностью новый вариант. Например, человек стоит на улице и держит в руках яблоко. Это факт, которому предшествует некоторая цепочка событий, уже отложившихся в его голове. Он пошел в магазин, купил яблок, вышел на улицу, достал яблоко из пакета и теперь держит его в руке. Что будет, если мы сотрем в его мозгу всю эту цепочку. Получится, что он просто стоит, держит в руках яблоко и страдает от провала в памяти, потому что не может вспомнить как он оказался в этом месте с яблоком в руке. Но мы можем записать ему альтернативный вариант. Ну скажем, он вышел из дома, зашел в свой сад, нарвал там яблок, сложил в пакет, пошел по улице, достал яблоко из пакета и теперь стоит тут, чтобы его съесть. Если записанная логическая цепочка будет достаточно продуманной и совместимой с остальными событиями, отложившимися в памяти этого человека, то она не вызовет никакого нарушения в его психике.
И тут у меня в памяти всплыл эпизод, там в метро, когда я первый раз поехал с Лолией, чтобы она показала мне свою работу по считыванию. Тогда она просто смотрела на человека, а тот изменился в лице.
– Ты часто используешь запись?
– Нет, редко. Только тогда, когда я уверена, что это не вызовет никаких повреждений психики записываемого. Я не помню тот случай в метро, о котором ты сейчас подумал, но, вероятно, тогда я как раз стёрла из головы этого человека какую-то дурную мысль, зародившуюся недавно и не дававшую ему покоя. Так часто бывает, что люди в плохом настроении начинают выдумывать планы, как расправиться со своими обидчиками или как сорвать зло на ни в чём не повинных близких им людях, причем эти планы зачастую многие из них готовы привести в исполнение.
– А почему ты не можешь в таких случаях просто записывать им какие-нибудь общие установки или какой-нибудь позитивный настрой? Радость, любовь к ближнему, желание работать и справляться с трудностями – всё это могло бы придать сил любому человеку. Возможно, это помогло бы таким людям самостоятельно справиться с плохим настроением, и они без посторонней помощи выкинули бы из головы все негативные мысли.
– Нельзя записать человеку эмоции и чувства. Записываются только мысли и конкретные факты. Записать любовь, ненависть, радость или грусть невозможно. Это фантастика, – огорошила меня своим ответом Лолия. – Для того чтобы изменить отношение человека к окружающему его миру, требуется полное изменение его сознания. На сегодняшний день считывающие применяют всего лишь небольшую коррекцию мыслей окружающих или стирание некоторых мыслей, представляющих наибольшую опасность.
– И какие же мысли, по-твоему, заслуживают того, чтобы их удаляли? – продолжал я раздраженно допрашивать Лолию.
– Например, человек злится и у него возникает идея покалечить или убить обидчика. Такую мысль лучше уничтожить в самом начале, чтобы она не разрослась в план преступления. В головах людей мне часто встречаются дурные мысли об изнасиловании, воровстве или хулиганстве. Я думаю, вряд ли кто-нибудь из нормальных людей сочтет такие мысли заслуживающими право на дальнейшее обдумывание. Когда я удаляю их, то у человека возникает всего лишь ощущение того, что он о чём-то забыл, а на самом деле, таким образом нам удается предотвратить многие преступления. Вечером я пишу отчёт в управление и в любом случае, такие люди уже попадают под наше более тщательное наблюдение. Зачастую бывает так, что я уже сталкиваюсь с детально обдуманным планом преступления. Тогда простым стиранием его из памяти ограничиться не удастся. Мне приходиться разрабатывать в своей голове как бы антиплан и, знакомясь с подозреваемым, записывать ему свои мысли.
– А если тебе не удастся познакомиться с этим человеком и у тебя не будет достаточного времени, чтобы записать свои мысли ему? Ты позволишь ему тем самым совершить преступление, и будешь мучиться от чувства вины из-за того, что не смогла помочь жертве? Или не имея достаточного времени для записи, ты просто нарушишь его психику, вызвав более тяжелые и страшные последствия, дав вырваться наружу всем его страхам в более ужасающей форме. В такие моменты тебе не приходит в голову, что лучше бы ты не занималась считыванием?
– Таких моментов, чтобы мы не предотвратили преступление, быть не может. Если не удастся записать мысли, то я просто пойду традиционным путём.
– Каким?
– Просто вызову полицию до того, как преступление совершится.
– Ты скажешь им, что считала мысли и поняла, что тут должно совершиться? Полиция с вами заодно?
– Нет, они ничего не знают. Полиция – это всего лишь самая низкая инстанция правосудия, им ничего не известно о считывающих. Но если я скажу им, что преступление уже совершилось, то они приедут и своим появлением предотвратят то, что могло бы произойти. Есть и много других способов предотвращения. Когда я точно знаю, где лежит нож у преступника или в какую сторону он собирается бежать, не составляет большой трудности незаметно вынуть у него нож или заранее преградить путь.
– А если у тебя всё-таки не будет такой возможности? – продолжал настаивать я.
– Тогда мне ничего не останется, как воспользоваться последним методом.
– Последним? Каким?
– Я стираю мысли преступника, не думая уже о том, как это скажется на его психике. В таком случае я всегда стою перед выбором – жизнь человека или расстроенная психика преступника. Я думаю, в этом случае правильный ответ очевиден.
Лолия посмотрела на меня, и, вероятно, увидев мой растерянный вид, продолжила.
– Подожди, я покажу тебе кое-какие записи. Они помогут тебе понять, как я работаю.
Она ушла в комнату и вернулась через пару минут, держа что-то в руках.
– Это дневник человека, который был террористом, – сказала Лолия, протягивая мне изрядно потрепанную, старую тетрадь.
