– Но почему не находилось добровольца? Никто не хотел вам помочь? Можно было, в конце концов, заплатить кому-нибудь с низших этажей, – перебил я Закхера.
– Ох, голубчик… Вы даже не представляете, как трудно иметь дело с людьми с нижних этажей. Я пробовал, но мы что ли на разных языках с ними говорим…
Мне показалось, что я понимаю его.
– Вы – это совсем другое дело. Я уверен, мы найдем с вами общий язык.
Вы сразу же поймете и оцените всю важность предстоящей работы… Знаете, я должен быть с вами откровенен и поэтому предупрежу сразу – участие в эксперименте вызовет у вас ряд проблем. Изменение внешности…
Этим словам я был только рад.
– Это всего лишь 5–6 %, – тут же попытался оправдаться Закхер. – Внешне, это будет почти незаметно, но вот Система… Такое отклонение ваших параметров не позволит ей идентифицировать вас. Однако, ваш друг Майк уверял меня, что пользуясь тем, что он работает на Систему, сможет добиться вашей перерегистрации. Понимаете, для меня это уникальный шанс… Человек из Аптауна, мой коллега… Майк уверял, что изменение вашей внешности не будет проблемой… Так вы согласны?
– Я должен кое-что ещё прояснить. Скажите, в чем суть предстоящего эксперимента?
– Цель эксперимента – проследить воздействие аллиготропных липотронных ксинидов на сложно организованную органическую структуру, в частности их воздействие на то, что мы называем разумом…
– Так это…, – невольно потянулся я к голове.
– Нет, нет, голубчик, ну что вы, – всполошился Закхер. – Вашему уму абсолютно никакая опасность не грозит. Не подумайте ничего дурного.
Все мои расчеты и результаты предыдущих опытов с более примитивными существами показали, что состояние разума остается неизменным… Я могу показать вам все записи, предоставить любой отчет… Для официального подтверждения этого мне и нужен предстоящий эксперимент. Без этого я не могу ответственно публиковать свои работы.
– Мне нужно ознакомиться с аналитической схемой, проверить входные данные, изучить ваши расчетные модели, и естественно, прошу предоставить мне все результаты проделанных работ, – решительно сказал я.
Я не собирался принимать участие в этом рискованном предприятии, не будучи уверенным в его безопасности. Кроме того, я хотел убедиться, что эксперимент приведет меня к столь желанному изменению внешности.
– Да, да, конечно, пойдемте… Я так и думал, что вам будет это интересно. Я покажу вам всё, – снова засуетился Закхер.
Он повел меня на второй этаж. Здесь, усадив меня за один из десятка расположенных вдоль стены работающих мониторов, он развернул передо мной свой отчет.
Проведенная Закхером работа впечатляла. Сто семьдесят четыре успешных опыта по теме липотронных ксинидов с успехом подтверждали основательность разработанной профессором теории. Построенные математические модели происходящих под действием липотронных ксинидов процессов позволяли с точностью до 94 % прогнозировать влияние их на биологический объект. Закхер рассчитал всё, он провел эксперименты над живой материей любой сложности организации, ему не хватало только одного – опыта над многоуровневым биологическим объектом класса А, то есть над человеком, надо мной. Я открыл программу прогнозирования результатов, написанную профессором, и ввел свои данные. Результат очень порадовал меня. Расчеты полностью подтверждали надежды Майка, мои биометрические параметры в ходе эксперимента должны были измениться на 5,4 %. Но, это была всего лишь теория… Я принялся изучать то, что послужило основой для её создания – статистику проведенных опытов. «Изменение биометрических параметров: 4,2 %; изменение в поведении объекта не наблюдается. Изменение биометрических параметров: 5,7 %; изменений в поведении объекта нет…», – гласили профессорские записи. Я был несилен в биологии, а свои последние эксперименты над животными я проводил, учась ещё в школе, поэтому сейчас всё своё внимание я постарался сосредоточить на том, что было для меня особенно важным – на возможности негативного воздействия липотронных ксинидов на организм. Никаких «подводных камней» обнаружить мне не удалось, всё было чисто, однако, кое-что настораживало. Было странно, что опыты свои Закхер проводил не в университетской лаборатории, а дома; данные о промежуточных состояниях экспериментальной материи были очень скудны, кроме этого все свои эксперименты Закхер ставил в одиночку. Почему он не приглашал ассистентов? Неужели Закхер что-то скрывал? Я позвал профессора. На все мои расспросы, Закхер только виновато пожимал плечами. Он работал так, как было ему удобно. Делать нечего, мне нужен был этот старик. К тому же Система, наверняка, контролирует его. Никто не станет держать в Аптауне человека, репутация которого вызывает сомнения. Если наш опыт удастся, то это произведет переворот в работе всей Системы. Закхер располагал к себе, а у меня, если честно, не было другого выхода, как положиться на него и начать ему доверять. Его эксперимент был для меня единственным способом вернуть себе прежнюю жизнь. Внизу я уже побывал…
– Согласен, – ответил я притихшему в ожидании моего ответа Закхеру. Тот издал радостный крик…
– Я знал, что вы согласитесь! Это будет захватывающий эксперимент. Наконец-то я узнаю… – залепетал профессор. – Пойдемте, голубчик, сейчас оформим ваше согласие…
По имеющимся в настоящее время законам, каждый человек, решающийся в качестве подопытного на содействие науке, обязан был зафиксировать в Системе этот шаг.
Закхер потащил меня к двери. Дом профессора, как и все прочие, считался личной собственностью своего владельца, поэтому последние камеры, подключенные к Системе, находились за входной дверью на улице.
Стоя перед входом в квартиру профессора, глядя в черный глазок камеры, я произнес стандартные фразы, подтверждающие моё добровольное участие в предстоящем эксперименте № 1191-3211-243/х. Зачитав их с развернутого передо мной Закхером экрана, я почувствовал, что обратного пути уже нет. Теперь я обязан рискнуть. Чтобы подписаться под сказанным, я поднес палец к сканирующему окну. При заключении договоров, совершении сделок Система всегда требовала совершения подобной процедуры. Отпечаток пальца служил у нас электронной подписью, я относился к этому, как к формальности, каково же было моё удивление, когда сразу после сканирования последовал странный сигнал. Звук, похожий на вой серены, нарушил городской покой. Металлический голос, вырвавшийся из динамика, неустанно повторял фразу: «Доступ запрещен!». Я испугался. Дверь!.. Распахнутая входная дверь дома Закхера, которою мы оставили открытой, стала сама собою закрываться. Вот оно… Эта была та самая блокировка Системы, которой я боялся и которую ожидал. Я схватился за ручку двери. Мне нужно было помешать ей, не дать захлопнуться. Закхер кинулся мне помогать.
– Скорее, скорее, голубчик. Да что же это, что же это происходит… – причитал он, упираясь ногами в стену.
Теперь я был уверен, что затворись сейчас эта дверь, я больше уже не попаду ни в дом Закхера, ни в свой собственный, ни в какой другой. Аптаун для меня теперь закрыт. Недолго думая, я проскочил через оставшуюся между дверным проёмом узкую щель. Закхер поспешил за мной. Дверь за нами захлопнулась, вой сирены прекратился. Я посмотрел в окно. Прохожие на улице боязливо продолжали озираться на нашу квартиру. Я задернул штору…
