– А почему опять ты? Снова мужика найти не могли?
Я удивленно поглядела на господина Бажанова и вновь не стала отвечать.
Пруд остался справа, дорога поползла на подъем. Мотор джипа ревмя ревел, пытаясь оправдать репутацию чудо-машины. Я мельком отметила, что слышно нас, наверное, за десять верст. Ничего не поделаешь, вертолет нам не дали.
Не положено.
– Вот!
Бажанов указал куда-то вправо. Вначале я заметила верхушки покрытых снегом деревьев, затем – крыши. Все, как на фотографии. Дом, вокруг него – высокий забор, рядом еще одно здание, чуть поменьше, какие-то сараи, флигельки…
Под колесами зашуршал асфальт. Джип радостно дернулся, рванул вперед, свернул направо. Внезапно забор оказался прямо перед нами – чугунный, кованый. За ним тянулся другой – из красного кирпича; просто напрашивалась колючка в три ряда по гребню, но – увы, чего не было, того не было. С того времени, как был сделан снимок, здесь многое изменилось.
И забор – не самое интересное.
Водитель резко затормозил, меня бросило вперед, подбородок задел за переднее сиденье. Крепкая рука в камуфляже, взяв меня за плечо, уверенно восстановила равновесие.
– Сидишь?
– Сижу, – вздохнула я. – Уже приехали?
– Мы-то приехали! – Бажанов сверкнул крепкими зубами. – А ты, Гизело, как сидела, так сидеть и будешь. Отсюда – ни шагу. Ясно?
Сзади слышался рев моторов – «Уралы» тормозили. Прозвучало громкое: «Первый взвод – из машины!»…
– То есть как: ни шагу? – опомнилась я. – У меня ордер, это – мое дело!
– Сержант!
Водитель, молчавший всю дорогу, по-преженему молча повернул курносую веснушчатую физиономию.
– Эту гражданку из машины не выпускать! Разрешаю применять силу!
Курносый нахмурился и важно кивнул.
– Все! Пошел!
Я затравленно оглянулась. Сагайдачники строились, сзади звучало: «Третий взвод!.. Пулеметный взвод!..»
Рука коснулась дверцы…
– Не можно, дамочка!
Лапа сержанта стальным шлагбаумом преградила путь.
– Какая я тебе дамочка, сопляк! – огрызнулась я, с трудом вспоминая количество звезд на своих петлицах. – Я по вашему счету… подполковник!
– А все одно не можно! – парень вздохнул. – Потому как приказ. Бить не буду, а наручники надену!
Сзади послышался резкий голос Бажанова. Кажется, он собирал командиров. Я вновь оглянулась…
– Эра Игнатьевна!
Дверца распахнулась. Дуб! Ухмыляющийся, с автоматом на брюхе – но без каски, в одном подшлемнике.
– Где каска, господин Изюмский? – сурово поинтересовалась я.
Дуб хмыкнул и, отбросив лапу бдительного сержанта, пристроился рядом.
– Сейчас, блин, шерстить начнем! Снаружи вроде тихо, охраны нема. Я все уже узнал! Тут два дома: который новый, там психи, а тот, что Голицыны – для администрации. Как мыслите, где искать надо?
– А что тут еще есть? – осведомилась я.
– Ну… – дуб оглянулся. – Ближе к пруду – церковь, которая бывшая. Дальше – дом поповский, тоже бывший. И село – три дома, старухи живут. Так пойдемте, поглядим!
Я выразительно покосилась на сержанта. Изюмский почесал пальцем лоб, хмыкнул.
– А ты, парень, чего, из блатных? Какая статья?
– Я тебе дам: статья! – сержант резко повернулся.
Веснушки пылали гневом.
– А татуировка? На левой руке?
– Да какая на хрен… Смотри!
Лапа протянулась вперед. Клац! Наручники, которыми грозили мне, защелкнулись на запястьи бдительного сагайдачника. Другую половину дуб пристегнул к дверце.
– Вот так, Эра Игнатьевна! Видели бы вы меня, блин, когда я в операх служил!
2
Возле машин было пусто. Десяток парней в камуфляже разместился вдоль забора. Еще трое перекрывали ворота.
– Пошли уже! – констатировал Изюмский. – Шерстить пошли! Не успели мы с тобой, блин! Ладно, подождем. Вон она, церковь, сзади!
От церкви уцелели только стены – краснокирпичные, массивные. Вокруг лежал нетронутый снег. Внезапно подумалось, что здесь очень красиво. Лес, старый помещичий дом, пруд. Быть может, при Голицыне в нем лебеди плавали. Да… За стены родные, за сень милых кленов, за старый родной и порушенный дом…
Резкий гудок заставил обернуться – из-за ограды выруливал автобус. Древний ЗиЛ, таких в городе и не встретишь.
– Ах, ты! – дуб вполголоса чертыхнулся и бросился вперед. За ним поспешили трое сагайдачников. Снова гудок – в нем слышалось явно недоумение. Автобус затормозил, водитель выглянул наружу, склонился к подбежавшему Изюмскому. Внезапно послышался вопль – испуганный вопль десятков голосов. Кричал автобус – дружно, протяжно. Дуб отскочил, что-то сказал курсантам. Один из них, козырнув, стал рядом с дверью водителя. Изюмский повернул обратно.
– Психи! – сообщил он не без некоторого удовлетворения. – Настоящие! Их в Дергачи возили – развлекаться, блин! Слыхала, как завыли, когда стволы увидели?!
Крик стал тише и понемногу заглох. Я невольно пожалела несчастных. Ничего себе развлечение получилось! Ехали домой, мечтали об ужине…
– Ах, вот ты где, Гизело!
Видать, стареть стала. Опять не услышала – а ведь должна была! Особенно, когда такой медведь заходит сзади.
– Шутите, значит? Водителя стреножили?
Брови заместителя мэра были сурово сдвинуты. Я храбро парировала гневный взгляд, усмехнулась:
– Кадры подбирать надо лучше!
Веснушчатый сержант топтался поодаль, делая вид, что не смотрит в мою сторону.
– Кадры! – Бажанов явно хотел сплюнуть, но сдержался. – В общем, так, Гизело! В первом корпусе – больные. Тревожить не стали – пробежались только. Во втором – пусто. Директор уехал, завхоз уехал. Там какие-то лаборатории, посмотреть надо. А в целом, ни хрена! Я ребят послал к складу, это бывший винный погреб… Слушай, а может, тебя надули, а?
Ответить я не успела – по ушам словно палкой ударили. Раз, еще раз…
– Ложись! Ложись! К забору!
Теперь стреляли очередями. Кто-то явно не жалел патронов.
И, словно в ответ, вновь послышался знакомый вой. Но на этот раз он доносился не только из автобуса. Кричали в доме, спрятанном за высоким кирпичным забором. На миг стало жутко. Так, наверное, воют в аду.
Падать не стала – пожалела пальто. Чугунная решетка забора тоже не показалась надежным прикрытием. Пока я раздумывала, сильная рука рванула за плечо, потащила назад, за ближайший грузовик.
– Началось, блин! – дуб радостно ухмылялся, поглаживая калаш. – Ну, это дело! Ща мы им!
