…Рука. Человеческая рука, отрезанная… отпиленная… Нет, отгрызенная! Следы клыков… Клыков?! Не бывает таких клыков! Акулы в бензине не плавают!
– Господи…
Я прикрыла глаза. Почему сразу подумалось об акулах?!
Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!
Не мели ерунды, девка! Твоего Пола сожрала его любимая тварюка!..
Холодные, неживые глаза
Пол-у-Бога.
Взгляд-цунами…
– Там д-дальше – еще. Не смотри, н-не надо.
Рукоять браунинга стала потной. Вот тебе и литератор!
– Я п-первый. Ты – за мной. Ч-черт, неужели в-все накрылись?
Я взглянула с недоумением, и Маг поспешил пояснить:
– Мы выслали г-группу. С однозначным приказом: ликвидировать т-только в случае полной невозможности вывоза. Я д-думал, пятерых хватит… трех чистильщиков и д-двух местных… внедренных, как и ты.
Как и я.
Выходит, не хватило.
* * *
Возле подъезда, на грязном асфальте двора – женщина. Ратиновое пальто, вязаная шапочка. Тело изломано, в последней судороге мучительно тянется вперед, к луже, отсвечивающей праздником заката. Не надо быть литератором, чтобы отчетливо представить: вот женщина в пальто на одних руках ползет по замызганному кафелю подъезда, волоча за собой отнявшиеся ноги, мертвую, бессмысленную, ненужную тяжесть… здесь обошлось без акул – перелом позвоночника.
Эта – накрылась.
Как, наверное, накрылась бы и я, отдай мне Девятый приказ об участии Стрелы в ликвидации смешного алкаша-Алика.
Впрочем, Стрела накрылась раньше.
Дверь подъезда – старая, давно не крашеная. Мокрый грязный снег хрипло взвизгивает под ногами.
Игорь молча подносит палец к губам. Его пистолет наготове, ждет верной собакой, способной рявкнуть в любую секунду по приказу хозяина. Прижимаюсь к шершавой влажной стене, прислушиваюсь.
В подъезде тихо. Могильный склеп, не подъезд.
Значит, и там – накрылись.
Дверь скрипит: мерзко, еле слышно. Маг сглатывает, левой рукой зачем-то проводит по волосам; ныряет в черную сырость.
Секунда.
Две.
– З-заходи!
Под ногами кровь – как в тот день, когда шаман Ерпалыч тихим словом смирял кентов. Знакомый, отвратительный запах…
Испуганно щелкает выключатель. Равнодушие желтого света, исходящего от лампочки под потолком…
– Оп-поздали!
Игорь кивает на открытую дверь парадного хода – мимо подвала, на улицу, где он когда-то любовался китоврасами. Но я смотрю не туда. Там пусто, тихо, а вот здесь…
Здесь тоже тихо; но не пусто.
Я не ошиблась – все как в тот раз. Или почти – все.
Старший сержант Петров плашмя лежит на ступеньках, сжимая в руке свой нелепый палаш. Второй рукой Петров, невозможно, по-змеиному выгнувшись, дотягивается до автомата. На палаше засыхает бурая ржавчина, на лице упрямого Ричарда Родионовича – тоже кровь, кровью намок казенный полушубок, один погон почти сорван, висит на нитке.
Плохо соображая, что я делаю, перебираюсь через завал из тел.
Касаюсь запястья.
Все.
Позади, на площадке первого пролета…
Сразу и не разобрать, что там. Узнаю только буйную бороду. Мотоцикл по имени Фол опрокинут на кафельную плитку, полузавален двумя телами, чьи-то пальцы мертвой хваткой вцепились ему в горло.
Вцепились – не разжались.
Еще один в серой куртке и вязаной шапочке (такой же, как у женщины во дворе) лежит навзничь рядом, возле руки – десантный нож с кишкодером-обушком.
Еще кто-то… светлый плащ, на левом лацкане – бурое пятно, словно орден Кровавой Звезды.
– Ушел, г-гад! – сероглазый Волк кивает на противоположный выход. – Ч-черт, пожадничал, надо было взвод к-кинуть…
– Но почему Залесский? – не выдерживаю я. – Игорь! Ведь он просто алкаш!
Маг по имени Истр злобно усмехается, качает головой.
– Просто алкаш, Стрела?! Просто алкаш?! В том-то и беда, что все Легаты поначалу – просто! Жаль, не успели!
Легаты? Но кто бы мог подумать, что этот мямля в тапочках!..
Мямля в тапочках сумел узнать об Эми, не выходя из своей квартиры; и диктофон кричал чайками над океаном, и стрим-айлендцы говорили по-русски.
Мямля в тапочках просил за меня Ворона, или что он там делал за меня, этот мямля, – и Ворон сотворил чудо.
Брат этого мямли…
– Почему вы не обратились к подобному мне? По моим сведениям, вы имеете такую возможность.
– Господин Молитвин умер. Больше нам не к кому обращаться.
– Мистер Молитвин? Ваша информация не есть полная…
Вот о ком говорил
Пол-у-Бог!
Игорь прячет пистолет, морщит нос, беззвучно смеется.
– З-завалили задание, Стрела! Ладно, ну его к свиньям собачьим! Сейчас поднимемся, взглянем н-на всякий случай…
Но подниматься нам не пришлось.
Стук двери – негромкий, резкий.
Шаги.
Кто-то спускается вниз.
Пистолет вновь в руках Игоря. Мы отходим в узкий аппендикс выхода во двор.
Неужели
он?
Тот, кто идет к нам, слегка шаркает ногами. Словно старик. Словно каждый шаг стоит ему года жизни.
– Игорь! Не надо оружия!
Маг смотрит на мертвецов, загромоздивших пролет и лестницу, скалится, кивает.
– Д-да, Стрела. Не поможет…
Шаги все ближе…
Он!
Алик-алкаш, Легат Печати, спускается по лестнице. На плечах – старая куртка с латкой на левом локте; на ногах – знакомые тапочки. В руках – разлохмаченная пачка листков. Идет медленно, с трудом, наваливаясь боком на перила.
Возле трупа сержанта Петрова он останавливается – на какой-то миг. Затем прижимается к стене, протискивается.
Мы ждем.
С ноги Легата спадает тапочек, он долго ищет его, надевает.
– Мне… надо пройти.
Голос звучит глухо, странно. Глаза смотрят под ноги.
– Зачем вы убили м-моих людей, Олег Авраамович? – Игорь уже пришел в себя, на лице – привычная улыбка. – Они просто хотели с вами п-побеседовать.
Легат поднимает взгляд; так поднимают убитого ребенка.
