В любом случае поиски очков позволяли чем-то немедленно заняться и на время избавиться от дурных мыслей. Жизнь без тира, без тяжести оружия в руках, без лязга затворов, грохота выстрелов, запаха пороховой гари и ружейной смазки, звона гильз по полу…
Нет, Данька решительно не желал представлять свою жизнь без всего этого!
Очки нашлись минут через десять: в шкафу, в последнем из методично проверяемых выдвижных ящичков. Старые очки в дешевой роговой оправе. Сейчас мама носила новые, итальянские. Начальство в банке требовало, чтобы сотрудники выглядели респектабельно. Мама старалась соответствовать. В прошлом году грянул дефолт, фонд, где работала мама, развалился, как карточный домик, но Наталье Архангельской повезло: ей вскоре предложили новую работу. Хорошие бухгалтеры со стажем всем нужны – дефолт там, не дефолт…
Дужки очков Даньке жали. Переносица вспотела. Было непривычно, неудобно, он стеснялся выходить в таком виде на улицу… Но тем не менее очки действовали! Он не стал видеть, как раньше, но, по крайней мере, твердо знал, который час.
Без двадцати двенадцать.
Надо спешить.
То, что в очках он видит лучше, прибавило бодрости. Тревожное ожидание приговора от врачей осталось, но катастрофа отодвинулась. Он оделся, прихватил объемистый пакет из хрустящего полиэтилена – вещи носить. Приятели, кто постарше, рассказывали: заставляют раздеваться догола. Так и ходишь из кабинета в кабинет. Раздевалка в военкомате есть, но шмотки там лучше не оставлять: могут попереть. Запросто. Идти домой без штанов или босиком – удовольствие ниже среднего. Лучше все с собой таскать, в кульке. А у него еще и ключ от квартиры имеется.
Стырят – придется замки менять.
Выходя, Данька еще раз посмотрел в зеркало. Отражение послушно явилось из зазеркальных глубин: нечеткое, но узнаваемое. В маминых очках он выглядел странно. Не то заученный зубрила, не то хиппи недоделанный. Хорошо хоть на «голубого» не похож.
По ступенькам он сбежал, привыкая к плавающей картине мира и рефлекторно делая поправки «на толщину ореола» – как брал упреждение при стрельбе по «бегущему оленю». Ничего не болело, голова не кружилась, с координацией вроде тоже все в порядке. Самочувствие замечательное. Надо надеяться на лучшее. Нынешняя медицина – ого-го! Чудеса творит.
Особенно если деньги есть.
Вот так, пытаясь внушить себе веру во всемогущество современной медицины, Данька поднялся по вытертым ступеням, ведущим в здание районного военкомата.
– Здравствуйте. Куда на медкомиссию?
– Второй этаж, – махнул рукой усталый дежурный в форме, скучая за столиком у входа. – Там указатели развешаны. Увидишь…
За сегодняшнее утро дежурный отвечал на этот вопрос в сотый раз.
6
– Дядя Петя-я-я! Привет!
Не-Король Артур вынырнул из темноты разверстого чрева карусели, махнул измазанной в масле рукой. И вновь погрузился во тьму, не дождавшись ответного: «И тебе!..» Не иначе, работы много. Весна, открытие сезона не за горами.
– Твой клуб общения, Джи Эф?
Язвительный голос, так похожий на голос самого Петра Леонидовича, заставил старика поморщиться. Вот уже и Артур не угодил!
– Он хороший парень, Пэн. «Афганец». Сейчас механиком на аттракционах работает…
Петр Леонидович понял, что оправдывается, и, чувствуя непривычную робость, покосился на собеседника. Пэн в богатом пальто до пят, элегантной кепке и крокодиловых, не по сезону, туфлях едва ли способен оценить положительные перемены, случившиеся в последнее время с бывшим сержантом. Артур остепенился, умерил пыл, сократил репертуар ругательств на фарси и стал поговаривать о женитьбе.
По тиру тосковал, но в гости заходил редко.
Все эти обстоятельства, столь важные для Петра Леонидовича, никак не могли заинтересовать вальяжного господина Пэна. Со стороны они смотрелись нелепо: худой старик в допотопной куртке-«москвичке» и шапке-«пирожке» – и витринный манекен неопределенных лет. Но что-то общее все-таки имелось. Рост гренадерский, плечи вразлет. Да и лица не слишком отличались. Разнились они в первую очередь возрастом и еще тем, что старик, несмотря на годы, сохранил стать и выправку. А вот господину Пэну очень не помешали бы занятия на новомодных тренажерах.
Усы имелись у обоих. Правда, по сравнению с маршальскими красотами старика то, что росло под мясистым носом его спутника, выглядело жалко. Не усы – трехдневная щетина.
Робкое солнце осмелилось выглянуть из-за туч. Двое прохожих, похожих-непохожих, молча смотрели на облупившихся за долгую зиму оленей, слонов и зебр. Карусель знавала лучшие времена. Петру Леонидовичу стало стыдно за непрезентабельный вид аттракциона. Он привычно попытался взглянуть на парк, а заодно и на себя самого глазами гостя.
Да уж…
Легкий треск. Вальяжный господин Пэн, переминаясь с ноги на ногу, угодил «крокодилом» прямиком в замерзшую лужу.
– Merde!
Именно «merde». Не привычное, родное «твою мать».
Даже не столь популярное ныне «fuck».
– Судя по твоим туфлям, денег просить не станешь, – хмыкнул старик, внезапно приходя в хорошее настроение. – Или подкинуть сотню доллáров? На бедность, а?
Ударение в названии всеобщего эквивалента зажиточности Петр Леонидович сместил на первую букву алфавита.
Господин Пэн поморщился, зачем-то поглядел на льдинки, приставшие к каблуку.
– А может, просто хотелось повидать тебя, Джи Эф? Такое не исключаешь? В гости не дозовешься, вот решил сам.
– Ага.
Старик огладил усы: не спеша, с уважением к предмету. Собеседник в ответ нерешительно тронул безобразие у себя под носом.
Отдернул руку.
Двое, худой и вальяжный, двинулись к пустой бетонной чаше фонтана. Старик, щурясь, смотрел на голубые островки неба, его спутник – исключительно под ноги.
– Ты не спросишь, как дела дома, Джи Эф?
– Из дому я получаю письма, Пэн. А когда ты писал мне в последний раз?
Тихие, резкие слова походили на перестрелку. Привычную, не очень интересную для обоих. Пиф-паф, пиф-паф. Ой-ой-ой. Обойдя фонтан, они остановились напротив входа в тир. Господин Пэн глянул в сторону открытой двери, хмыкнул.
– Не запер? А если твои «монтекристы» вынесут?
Странное дело, его усмешка ничем не отличалась от усмешки старика.
– У меня «тулки», – не слишком задумываясь, ответил Петр Леонидович. – Еще «ИЖ», из бывшего города Устинова. Ижик-пыжик, где ты был… Не вынесут, я попросил ребят присмотреть.
Словно в подтверждение его слов, в дверях вырос шкаф шкафыч собственной персоной: амбал Вовик, звезда родного райцентра. Кивнул старику, поглядел на гостя – грустно, но не без сочувствия.
