А еще бы ему очень пошла штормовка.
Вот он какой, присланный вместо боевого слона специалист…
– Что-нибудь не так, Эра Иг-гнатьевна?
О, Господи! Засмотрелась, баба старая!
– Все так, Игорь Дмитриевич! Просто я рада…
– Только не Д-дмитриевич! – он вновь улыбается и смущенно разводит руками. – Когда с «ичем», все к-кажется, что я на заседании Ученого совета, и еще эти ст-туденты…
– Игорь, – охотно вношу эту коррективу. – А я – Эра. Только лучше… Лучше – Ирина.
Договор заключен, и мы не спеша направляемся к стоянке такси. Только сейчас я замечаю, что за спиной у долгожданного специалиста – старый рюкзак с притороченной сверху гитарой, а в руке – лаптоп, тоже старый, чуть ли не начала века. И вновь просыпается любопытство. Физик? Физик с гитарой? Ничего, скоро узнаю.
3
Перед тем, как заваривать кофе, я быстро спалила на горелке даже не одну, а две булочки, и установила на видном месте иконку Филиппа Сурожского. Почему-то хотелось, чтобы кофе получился такой, как надо – или еще лучше. Святой благостно улыбался, вдыхая пряный аромат. Бог знает, может, ему кофе прямо в Сурож возили? Из Абиссинии?
Завтракать гость категорически отказался, приведя меня в тихую радость. За всеми моими злодействами я давно не пополняла холодильник. Зато бар…
– Вам с коньяком? У меня есть настоящий «Камю». И «Арарат» тоже есть – тридцатилетний!
На этот раз его улыбка выглядела слегка растерянной.
– Н-не знаю даже. Может, сначала о работе поговорим? Вы ведь теперь мой, т-так сказать, научный руководитель!..
Научный? Хорошо сказано! Но… Спросить?
– Простите, Игорь, а кто вы по специальности? Я имею в виду…
– П-понимаю, понимаю, – Игорь поспешно закивал. – Кажется, м-могу вас обрадовать, я именно по вашему профилю. Два нуля, ноль восемь, семьдесят два. Л-литературоведение и фольклор.
«Вот те раз!» – подумал Штирлиц. Я чуть не поперхнулась глотком кофе (хорошо получился, не подвел Сурожанин!); все еще не веря, покачала головой:
– Фольклорист?
– Ну да! – гость явно удивился. – У меня кандидатская по античной мифологии, а д-докторская – по индо-арийской. Я, правда, доктор не наш, американский, у нас сейчас в совет лучше не соваться.
Ничего, ничего… Посчитаем до десяти. Что-то часто приходится этим заниматься!
– А как вам, позвольте спросить, обрисовали ваше задание? В смысле, э-э-э, работу?
Изумленный взгляд серых глаз. Да, глаза что надо, век бы смотрела, не отворачивалась…
– Но… Мне объяснили, что фонд Сороса открыл н-несколько новых тем, в том числе по кризисным культам, на примере вашего города. Д-действительно, материал уникальный! Я подал заявку, и вот… Мне сказали, что здесь есть два специалиста: вы и г-господин Молитвин…
«А вот те два!» – подумал Мюллер. Если все это – шутка Девятого, то она явно удалась.
– А что
вы понимаетепод кризисными культами, Игорь?
«Что такое?» – спрашивать нельзя. Все-таки я – тоже «специалист».
– Хороший вопрос! – краешки ярких губ дрогнули. – В т-точку! Я понимаю так: к-кризисные культы возникают в экстремальных условиях, когда об-бычная система ценностей перестает существовать или становится непродуктивной. Вот, например, культ «карго»…
Узнавать о культе «карго» было интересно (надо же, грузовозам поклонялись!); а еще приятнее было просто слушать его голос. Негромкий, теплый… И вдруг я начала понимать: случилось кое-что пострашнее приезда наивного фольклориста в наш Ад. Я встретила свежего человека. Симпатичного человека. Умного. Не «сотрудника», не жорика, не наркомана… Окстись, девка, с ума не сходи!
– К тому же, как я выяснил, у вас этим д-давно занимаются. Начали еще до в-всего этого ужаса. Здесь работал Институт Прикладной Мифологии… наверное, с-слыхали?
Слыхала! Ох, слыхала! НИИПриМ, он же – N 7. Тот самый, где рвануло. Лаборатория МИР, до которой еще никто не смог докопаться. Ни в переносном смысле, ни в прямом. Кратер – метров двести в диаметре. До сих пор трава не растет…
– Ведь господин Молитвин – из лаборатории МИР, если я не ошибаюсь? Это зд-дорово, у нас думали, что там все погибли! Вы знаете, портрет Иеронима Павловича – это б-было первое, что я увидел, когда впервые зашел к нам на кафедру. То есть, на мою будущую к-кафедру…
…Представилось: пропитая рожа угрюмо глядит из золоченой рамы. В деснице вобла, в шуйце – початая бутылка пива.
– Хорошо! – легко согласилась я. – Как только господин Молитвин появится, я вас немедленно познакомлю. А, может, все-таки по пятьдесят грамм? «Арарата»?
К сердцу мужчины надо добираться через желудок. А через рюмку куда? Ой, дура ты, Эрка, дура!
Коньяк тяжело плескался в граненом хрустале. Игорь вздохнул, вновь развел руками:
– Н-ну разве что за погибель теории Семенова-Зусера. Да расточатся врази!
С большим удовольствием я хлебнула бы за знакомство, но… И это годится.
– Аминь!
Чокаться не стали. Я вдруг представила старую накрашенную бабу, тянущуюся с рюмкой через стол… Бр-р-р!
– Значит, думаете опровергнуть Основную теорию?
Приятно поддерживать светский разговор. Два ученых мужа… То есть не совсем, но где-то рядом.
– Мечтаю! – на сей раз он не улыбался. – Из-за этой к-клятой теории мне, собственно, и докторскую в Минске зарезали. Авось, наберу материала…
И тут я поняла. Он ничего не видел. Ни-че-го! Для него Объект – что-то вроде индо-арьев. Кентавра ему продемонстрировать, что ли? Нет, не заметит, нужно пару дней…
– Хотите, фокус покажу? Прямо сейчас?
Я огляделась по сторонам. Стекло разбить? Еще за буйную посчитает! Взгляд скользнул по брошенной на диван сумочке. Ага!
Я достала помаду, и мы прошествовали на кухню. Игорь с интересом поглядел на желтые разводы по потолку – неизбежные последствия недавнего потопа. Ну, про это потом…
– Помада, – начала я не без торжественности. – Она мажется.
Для убедительности я провела черту прямо по кафелю. Игорь задумался, затем кивнул:
– Согласен. Это – п-помада. Она материальна, и она ост-тавляет след.
– А теперь вы. Изобразите что-нибудь.
На миг он заколебался, но затем в серых глазах сверкнул вызов. Приняв из моих рук инструмент, Игорь провел рукой резкую неровную линию. Раз! Волнистая черта. Два! Что-то треугольное… Да это же парус! Неплохо!
…Почему-то сразу вспомнился морской берег. Серый песок, теплые волны, ее рука – в моей руке…
Я вздохнула. Хватит, не сейчас.
