— Она выжила только чудом, особенно после того, как ее везли… да этому нет названия…
— Вы это видели? — с недоверием спросил Шропшир.
— Мы все это видели, — вмешался Дункан. — В дороге она была без сознания от жара и в бреду много рассказывала про своего брата. Из ее рассказов всем стало ясно, что она его очень любит и никогда не причинила бы ему вреда.
— Когда она бредила, мы услышали от нее все подробности нападения так, словно сами все видели своими глазами. Она боялась, что эта сука Катриона — прошу прощения, миледи, — убьет ее брата, пользуясь его беспомощностью. Вот почему Гэлен послал к вам Дункана.
— Катриона говорила, что ее рана пустячная, — с сомнением протянул Шропшир, глядя на Кайлу. — Могу я посмотреть?..
— Никогда! — Рука Гэлена потянулась к рукояти меча. Вспыхнув, Кайла схватила его за руку:
— Но, милорд, это бы убедило его в моей невиновности… К тому же это видели все…
— Нет! — отрезал он, даже не взглянув на жену. — Твой брат может увидеть, но только он, и никто другой.
Кайла со вздохом уронила руку.
— Тогда нам придется ехать в Форсит.
— Что? — Резко повернувшись к Кайле, Гэлен с ужасом посмотрел на нее.
— Иначе он будет думать, что я хотела убить его. И вот что — мы едем немедленно.
— Хм, прямо сейчас, миледи, — пробормотал Томми, уловив настроение Гэлена. — Ехать немедленно — не самое лучшее решение, ведь Макгрегор околачивается где-то поблизости.
— Выбора нет. — Кайла решительно направилась к лестнице. — Чем дольше он будет считать меня виновной во всем, тем дольше будет оставаться в когтях этой дьяволицы. Я не позволю, чтобы он думал, будто сестра покушалась на него.
— Мы не едем в Англию! — взорвался Гэлен.
— Тогда я поеду одна, — сухо объявила Кайла.
— Нет, пока жив Макгрегор, ты не ступишь ногой за пределы этого замка.
— Тогда, муженек, постарайся покончить с ним поскорее, так как я отправляюсь на рассвете.
— Узнаю леди Кайлу, она всегда умела настоять на своем, — произнес Шропшир, невозмутимо следивший за спором супругов.
Гэлен метнул на него ненавидящий взгляд и, повернувшись к столу, налил себе кружку эля.
— Чего вы ждете? Пусть один поднимется и охраняет дверь! — рявкнул он, окинув раздраженным взглядом своих людей.
— Да, милорд, — мгновенно среагировал Томми и опрометью бросился вверх по лестнице. Но вдруг на полдороге остановился. — А как же потайной ход, милорд?
Со вздохом Гэлен посмотрел на Ангуса, который незадолго перед тем вернутся в замок.
— Ты иди в запасную комнату и встань у потайного хода.
— Да, милорд.
Шропшир сел за стол рядом с Гэленом и, налив себе эля, многозначительно посмотрел на него:
— Сэр, у вас в комнате есть окно?
— Да, и что с того? — фыркнул Гэлен.
— Хочу рассказать вам один случай, сэр. Как-то в одной из деревень в округе Форсита началась эпидемия чесотки, и Моргана отправилась ухаживать за больными. Кайла тоже настаивала на том, чтобы ей разрешили принять участие в борьбе с болезнью, но ей запретили и вдобавок заперли в комнате, чтобы она ненароком не отправилась в эту деревню сама.
— И что же? — Люди сгрудились теснее, чтобы лучше слышать конец истории.
— Она разорвала простыни, связала их, спустилась из окна и в конце концов сделала так, как хотела. Лорд Форсит — ее покойный батюшка — метал громы и молнии.
Гэлен вопросительно посмотрел на своих людей.
— Она не станет этого делать! — с испугом воскликнул Дункан.
— Нет, она не сможет, — присоединился к нему Робби. — Это окно слишком высоко над берегом — у нее не хватит простыней.
— Однако, — вдруг засомневался Дункан, — ведь речь идет ни много ни мало о ее чести. Собственный брат считает, что она злоумышляла против него. К тому же он продолжает оставаться в опасности.
— У нее много вещей в сундуках. — Гэлен беспокойно заерзал на месте.
— Тогда ей придется разрезать все свои платья, — заметил Робби. — И вообще это глупо — она просто сломает себе шею.
Гэлен уже расслабился, чувствуя, что его убедили, но тут сверху послышался крик Томми.
— Леди Кайла хочет распороть свое старое платье и просит принести ей ножницы, которые она оставила в зале у камина в корзинке с вышиванием! — крикнул сверху Томми.
Все в ужасе повернулись к Гэлену.
— Скажи ей: не надо резать платья, пусть лучше пакует их! — рявкнул он во все горло, стукнув кружкой об стол. — Завтра утром мы едем в Англию!
Глава 17
— Мы уже почти прибыли, дорогая, — утешал Гэлен жену, которая, опершись на его руку, опорожняла остатки содержимого желудка в специально подставленную бадейку. Они находились под тентом на корме его лучшего судна — небольшой галеры, и Кайла, свесившись с походного ложа и ухватившись за его плечо, время от времени, содрогаясь, наполняла бадью.
Он хмуро глянул на нее, когда ее снова вырвало.
— Ты сама добивалась этой поездки.
Ее ответом была смесь нечленораздельного бормотания и рвотных позывов. Из ее рта вновь хлынул фонтанчик.
За входом под тент мелькнула тень, и послышался кашель.
— Войдите! — крикнул Гэлен, и, откинув полог, вошел Томми.
— Гэвин послал сказать, что мы подходим к причалу и бросим якррь через полчаса.
Он с сочувствием посмотрел на Кайлу.
— Слава Богу! — воскликнул Гэлен.
— Хм-м-м, — приподнял брови Томми, услышав новую серию малоприятных звуков, которые издавала их леди.
Эта мука не прекращалась с тех пор, как они отплыли с острова, — то был самый тяжелый случай морской болезни, который ему доводилось видеть в своей жизни. Но самое удивительное, что волнения на море не было почти совсем и их галера плавно и быстро бежала при свежем попутном ветре, освободив гребцов от утомительной работы. Оказалось, однако, что их маленькая леди не переносит и малейшей качки.
— Когда же ей полегчает? — наконец решился спросить Томми.
— Как только мы ступим на землю, — ответил Гэлен. — Пусть Макгрегор, пусть даже сто Макгрегоров, но обратный путь мы проделаем по суше.
У Кайлы снова начались позывы к рвоте, и Томми передернуло.
— Пойду и скажу… всем, что она… обязательно доживет до конца плавания.
Томми поспешил покинуть навес и задернул полог. Кайла без сил повисла на муже. Выходило, что она постоянно дает повод этим людям сомневаться в ее здоровье и телесной крепости. Вот теперь дело дошло до подозрений, что она не доживет до конца плавания. Кайла действительно чувствовала себя так, будто умирает. Даже больше — она хотела смерти. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой больной — и такой униженной.
