— Откуда ты? — властно спросил он, и беженец вдруг кивнул так, словно знал, что будет спрошено.
— Я из-под Заринска, с Алтайского края, северянин. А еще после того, как ты задашь этот вопрос, он просил назвать тебе его имя.
— Имя? — Рёрику вдруг стало холодно даже в суконной рубахе и в шкуре зверя-хранителя.
— Я застрелю его? — тихо спросил Хлёдвиг, но ярл не слышал сейчас ничего, кроме голоса путника.
— Да, северянин, имя. В конце, после этих твоих слов, он еще просил передать, что его зовут Сурт и ты должен хорошо его знать…
3
Это все врут, когда говорят, что дорога домой короче. Дорога домой совершенно такая же, как и из дома, а то и длиннее. Да нет, что там! Она всегда длиннее. Северяне сидели вдоль бортов, лениво наблюдая за проплывающим мимо берегом, а река все не кончалась, а из-за поворота все не показывались башни Ульвборга. Вот тебе и короче. И вроде не так уж и сильно дракон загружен, лишь слегка просел, и течение помогает, и парус поставили, уверенно поймав в него беспечный августовский ветер, а вот тебе и дорога домой.
Рёрик, мрачнее тучи, замерший на носу корабля изваянием, вот уже два часа как не шевелился и не произносил ни слова. Коротенький поход вышел.
Вчера вечером, после закусочной, ярл сразу приказал всем возвращаться на ладью, даже еду не доели, а с собой забрали. И Хельги, кстати, так на берег и не отпустил. Гонца послал к Игнату, что сам прийти не сможет, чудовищным образом про наложницу красавицу забыл. Быстро решил с пришедшим уже в сумерки купцом последние дела, рассчитался и утром, чуть забрезжил свет, распинав команду, быстро загрузил на борт принесенные людьми Игната товары. А когда солнце только поднималось над верхушками берез, драккар уже шел на север и каждый в хирде знал, что не будет в этот раз рискованных высадок на чужих землях, ночевок в походе и отчаянных маршей на пару дней в глубь суши на левый берег. Сегодня же к вечеру окажутся в борге, а не поспеют — так ночью пойдут.
Раумов охватило напряженное молчание, каждый был занят своим, погрузившись в размышления. И только дверг, все еще плохо переносящий речные походы, сидел на палубе между двумя товарищами, отрешенный от всего живого. Конечно, как только собрались на борту, ярл тут же рассказал все остальным. Вот откуда и тяжесть, похлеще, чем бочки с солярой, что Игнат отгрузил…
Не сказать, чтобы уж все раумсдальцы поголовно суеверны или набожны были, но подобные вещи, происходящие нечасто, не оставляли равнодушными даже заядлых скептиков, в битве взывающих к Одину без особого рвения. Вопрос веры — дело каждого, но когда такое…
Рёрик курил каждые десять минут, дымя, словно двигатель драккара, молчал, иногда прохаживался по палубе и снова возвращался на нос.
Они вышли к боргу, когда солнце уже готовилось упасть вниз, опасно зависнув над краем леса. Вывернули под парусом, освещенные из-за спин, и тут же стало легче. От вида родных стен, от черного ворона на красном поле, что вился над центральной башней, от пронзительного рога, приветливо расколовшего тишину над рекой, от крохотных фигурок, встречающих на пирсе.
Орм начал негромко командовать, и на воду опять легли весла. Момент, предельно короткий и памятью неуловимый, и вот драккар уже швартуется к бревнам. Ползет тихонечко, подтягиваемый на веревках к призывно открытым воротам сарая, и замирает метрах в десяти. Встречающие раумы весело шумят, что-то несут про надранные задницы, шутят, подкалывают, а прибывшие один за другим выпрыгивают с корабля, попадая в руки друзей. И молчат.
Смех стихает, похлопывания по плечам прекращаются, так толком и не начавшись, фляга с водкой так и остается закрытой, и тяжесть невольно передается остальным. Вот Харальд тревожно пересчитывает хирд, пожимает плечами и переглядывается с Арнольвом, вот начинает что-то понимать Герд, отходя в сторонку и опуская глаза. Прибывшие молчаливы, а раумы молчат не просто так. Медленно, словно неохотно, они вытаскивают из драккара свои вещи, снимают с бортов шиты и винтовки. Разговоры утихают.
Рёрик нервно отмахивается от вопросов Арнольва. Орм и Рагнар остаются на корабле, заводя его в сарай, а остальные бредут к боргу, разглядывая пляж и чаек. Домой, скорее домой, под защиту родных стен… Там подумать, обсудить за трубкой крепкого табачку и уже тогда стряхнуть тяжесть. В дверях ждет Атли, беспокойный, словно неожиданно утративший свою привычную плавность и неторопливость движений.
— Рёрик, с-скидывай свои вещи на Хельги и идем, нас зовет Торбранд, — он щелчком отбросил в реку окурок, — давай быстрее… Мы вообще-то вас так скоро не ждали, но это даже лучше…
— Ты даже не спросишь, почему мы так рано вернулись? — Рёрик быстрым шагом двинулся следом за Атли, оставляя остальных за спиной, и коридоры привычно загудели от их шагов. Тот почесал ухо. Промолчал. Значит, не только у них проблем добавилось с тех пор, как на небе последний раз появлялись звезды. — Куда спешим?
— У нас гости, — Атли достал новую сигаретку, помял ее в пальцах, — сегодня днем п-пр-приехал и.
— Издалека?
— Да с Алтая вроде… — И ярл в медвежьем плаще замер, не в силах идти дальше. Нить захлестнулась, завязалась узелком, и вот уже взметнулись ножницы Норны Скульд. Сейчас сомкнутся и перережут ниточку-жизнь того, кто свое уже отжил… — Ты чего?
— Да нет, нормально все. А чего приехали? — Рёрик не узнавал свой голос.
— Работу предлагают. Хорошую, но опасную. Вот Т-т-торбранд и жалел, что тебя нет, а тут вы и пришли… Они в доме сидят, я сказал, что сейчас за тобой схожу, — он прикурил, — вы табаку хорошего привезли?
— Привезли, — кивнул тот в ответ, и они вошли в прохладный зал с длинным домом.
Над крышей сруба вился легкий дымок.
— М-машина у них хорошая, полноприводная, вооружены неплохо…
Они подошли к дому, толкнули дверь.
Гостей было трое, четвертый остался в этой самой машине у стен борга. Двое откровенных боевиков, за плечами которых прекрасно читались еще недавно покинутые банды и одарившие опытом битв налеты в междоусобных войнах; расслабленные и безоружные, они сидели на дальнем, отрочьем конце стола, потягивая из кружек разбавленное вино.
И третий — невысокий, солидный, в годах уже, не меньше полувека прожил, но не размякший — собранный, крепкий, с аккуратной прической и седой бородкой, обрамляющей лицо. Сидит справа от конунга, на месте Харальда, на почетном месте, одними пальцами двигая перед собой по столу защитного цвета кепку. Глаза внимательные и зоркие, не упускающие ни одной детали. Почтительно встал, когда в дом вошли ярлы, за ним поднялись и его люди. Конунг, небрежно приподняв в приветствии руку, быстрым кивком приказал своим хирдманам занимать места.
Больше в доме не было никого. Догорал очаг. Торбранд в красной рубахе, на фоне которой ярко блестит серебряная фибула-застежка, всего в одном кожаном поясе и без плаща. Угрюм, погружен в себя и мрачен лицом. Рядом с мятой меховой шапкой перед конунгом стоит бронзовая чаша, а еще дымящаяся трубка прижимает пластиковый лист карты.
