— Вы знаете, мадемуазель, что у вашей сестры больное сердце? — спросил он, сопровождая вопрос внимательным, испытующим взглядом.
Она смотрела на его руку, отмечая ухоженные ногти и блеск тонких волосков на запястье, выбивавшихся из-под манжеты. Его холодная самоуверенность очень волновала ее. Он был слишком самоуверен. Кроме того, она представала сейчас перед ним в неприглядном свете — работа возле винного пресса смазала ее макияж, и она чувствовала, что выглядит непривлекательно.
— Значит, это был не обморок? — наконец произнесла она уклончиво.
— А вы думали, что она просто-напросто надышалась винными парами?
— Я надеялась, что с ней не случилось ничего страшного, — поправила она его.
Викки сама удивилась тому, что смогла ответить ему так спокойно, потому что с того момента, как он приехал в замок, мысли ее были в полном беспорядке. Взгляд этих голубых глаз проникал в самую глубь ее души.
Будучи хирургом, он привык к внезапным драматическим событиям и знал, что скрывается за внешней стороной лучше, чем она. Викки приготовилась к его следующему вопросу, не поднимая глаз.
— У мадемуазель все в порядке с сердцем?
Викки помолчала. Ей не хотелось отвечать. Этот человек был для нее просто стихийным бедствием. Он уже знал слишком много о Сузи, как врач. И все же, что она могла сделать? Он не был человеком, от которого можно было отделаться ловкими маневрами. Но она сражалась на стороне Сузи. Последовало короткое молчание, во время которого, бессознательно отвечая на его пристальный взгляд, направленный на ее склоненную голову, она подняла глаза и прямо взглянула на него. По ее венам вдруг промчался ток. Она замерла и решила быть откровенной:
— Нет, у нее нет врожденных болезней. Когда она была маленькой, у нее был приступ ревматической лихорадки, а после него в сердце остались шумы.
— Бедняжка! — Он, похоже, уже обдумал сказанное ею. — Вы знали об этом и позволили ей заниматься тем, что она делала сегодня? — глубоко вздохнув, произнес он.
Викки вспыхнула. Как он смеет критиковать ее? Он зашел слишком далеко, даже как врач!
— Моя сестра совершеннолетняя и может делать то, что хочет, но даже она не настолько глупа, чтобы перенапрягаться теперь, после того, что произошло. — холодно произнесла Викки.
Некоторое время он продолжал изучать ее вспыхнувшее, рассерженное лицо, ее волосы, похожие на шелковый нимб, ее глаза — темные и блестящие, полные негодования.
Она могла бы объяснить нежелание Сузи признаться в своей слабости, но этот мужчина был другом семьи и, возможно, только посмеялся бы над ее страхами. Он мог даже подумать, что сама Викки, желая, чтобы ее сестра вышла замуж, могла посоветовать ей промолчать.
— Сколько ей лет?
— Двадцать один год.
— И у нее не было сердечных приступов до сих пор?
— Насколько мне известно, нет.
Его глаза сузились.
— Я не понимаю Робера. Как он мог позволить ей так напрягаться!
— Он не знает. Сузи, как мне думается, переросла эту слабость. Моя сестра и я были очень близки. Если бы у нее был раньше подобный припадок, она бы рассказала мне. К счастью, она не очень увлекалась спортом в школе. Она расскажет все Роберу в свое время.
— Его беспокойство за нее может подтолкнуть его к разговору с ее родителями, когда они приедут на свадьбу, — проговорил он задумчиво.
Викки стиснула губы. На нее вновь нахлынула боль.
— У нас нет родителей. Отец умер, а мать снова вышла замуж и живет где-то за границей.
— Значит, вы выступаете в роли матери. Но вам ведь и самой не много лет!
— Мне двадцать три.
Брови его приподнялись, и он слегка улыбнулся:
— Да что вы! Я бы дал вам восемнадцать. Но как бы то ни было, я хочу, чтобы вы последили, чтобы мадемуазель принимала пилюли, как я предписал. Я также думаю, было бы неплохо, чтобы в ближайшем будущем она прошла тщательное обследование.
Викки сглотнула:
— А что, прогнозы не оптимистичны?
— Не обязательно.
— И они могут пожениться?
— Конечно.
Викки облегченно вздохнула, потом вдруг почувствовала, что озябла, — ночь была прохладной. Давя виноград, она разгорячилась сверх всякой меры и из-за пережитого стресса до сих пор не замечала холодного бриза.
— Вы замерзли, мадемуазель! Тысяча извинений, что я продержал вас так долго на холодном воздухе, — сказал он с внезапной вежливостью, — идемте в дом.
Проводив Викки через двор, легко поддерживая под локоть, он покинул ее у дверей замка.
Глава 3
Викки разбудило гоготанье гусей. Она нежилась в постели, прислушиваясь к обычным деревенским звукам и вспоминая события вчерашнего дня. Ничего не скрывая, она рассказала Сузи, что доктор рекомендовал ей пройти обследование. Она заметила с облегчением, что Сузи не огорчилась. Они с удовольствием пили горячий чай, оставленный мадам Жассерон в фляжке на кухне.
Сузи, которая уже пришла в себя после обморока, сидела на кухонном столе, болтая стройными ножками и потягивая напиток.
— Я правда удивлена, что он посоветовал проверить сердце. Это ведь был просто обморок, не так ли? С любым могло такое приключиться, кто надышался винных паров после пресса.
Викки задумчиво смотрела в свою кружку, над которой поднимался пар. Она не хотела огорчать сестру, в конце концов, ее еще не обследовали. Поэтому она осторожно сказала:
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Я тоже чувствовала себя не очень хорошо. Похоже, наши ноги одеревенели после этого топтания!
Сузи согласилась:
— А интересно, наверное, пройти осмотр у какого-нибудь хирурга-специалиста. Особенно если он так же высок и красив, как наш доктор. Лично я предпочитаю тип Робера, хотя он и немного склонен к полноте, а со временем может и облысеть! — сказала она и, шутя, добавила: — Странно, что он до сих пор не упоминал о Ги Рансаре, раз они такие друзья. Ты не думаешь, что он ревновал меня к этому произведению искусства?
Викки подавила зевок.
— Я не знаю. Боюсь, мне все равно сейчас не до этого. Я устала, и уже третий час ночи! — Ее знобило — горячий чай не очень-то помог. — Спасибо, ты подсказала, что нужно взять теплое пальто в замок Бриссар, — ночи здесь действительно холодны. Я никак не могу согреться. Надо ложиться в постель.
Ей показалось, что она только что закрыла глаза, когда ее разбудило гоготанье гусей. На ее часах было восемь, и ей совсем не хотелось вставать. Однако аромат только что испекшегося хлеба заставил ее подняться, напомнив, что мадам Жассерон уже трудится внизу, на кухне. Голова Викки была тяжелой после нескольких часов сна, и она не собиралась отправляться на помощь француженке. С нее пока довольно, ей и так уже пришлось потрудиться в этом замке.
