Элинор действительно трясло. Она лихорадочно прижала к себе белье. Она купила его, поддавшись внезапному порыву – просто ей захотелось как-то отпраздновать пробуждение своей женственности. Но когда она вышла из магазина, ее охватил страх, почти паника, и, пока они доехали до дома, Элинор уже решила, что не станет надевать это белье. Любая другая женщина не нашла бы в нем ничего особенного: это были просто дорогие красивые шелковые вещички, обычные для дам, любившие одеваться элегантно и женственно. Однако они так отличались от простецкого хлопкового белья, которое всегда носила Элинор, что казались ей верхом искушения.
– Я… думала, ты будешь надо мной смеяться.
И тут Рей рассердился. Элинор чувствовала это даже в его молчании. Он весь напрягся, почти так же сильно, как она.
– Элинор, Элинор, ты по-прежнему мне не доверяешь? – резко спросил он. – Какая-то часть твоего существа все еще подсознательно боится, что я могу оказаться еще одним Бренданом, ведь так?
Что она могла ему ответить? Отчасти он был прав, но не совсем: она не доверяла не ему, а себе. Их отношения были для нее настолько новы, а сам факт того, что он хочет ее, казался ей настолько неправдоподобным, что она боялась принять это как должное, как естественное течение событий. Словно ребенок, получивший долгожданный подарок и трясущийся от страха, что его отнимут, угрюмо призналась себе Элинор.
– Ты ведь теперь уже знаешь, что я хочу тебя. Тебя, – с нажимом сказал Рей. – И мне все равно, как ты одета – в простой хлопок или в шелка и кружева.
– Но тебе больше нравится, когда у меня волосы распущены, – напомнила Элинор.
– О, это чисто эгоистические соображения. Мне приятно пропускать их сквозь пальцы, а когда они стянуты в узел, я этого делать не могу. Верь мне, Элинор, – настойчиво уговаривал Рей. – Я не такой, как Брендан. Я не могу изменить прошлого, но ведь я не часть его, правда? Я часть твоего настоящего.
Он медленно отпустил девушку.
– В эту минуту мне больше всего на свете хочется уложить тебя в постель и доказать, как я тебя хочу. Но это не выход, физическую близость нельзя использовать для таких вещей. Я хочу, чтобы ты доверяла мне полностью, причем и тогда, когда твой мозг ничем не затуманен. Все, я пошел готовить ужин.
Элинор одевалась как в тумане и, только спускаясь вниз, сообразила, что на ней новое белье. С каждым шагом она слышала легкий шорох и ощущала прикосновение тончайшего атласа к своей коже. Это было очень приятно – почти как… почти как прикосновение Рея, смущенно отметила про себя девушка.
Дни бежали быстро. Книга стремительно продвигалась вперед. Элинор почти полностью переписала ее, настолько она была увлечена развитием отношений своей героини с ее мужем.
Помощь Рея была просто неоценимой. Он перечитывал, одобрял, иногда указывал, где можно внести исправления.
Элинор немного прибавила в весе, от силы на килограмм, но это сразу сгладило некоторую угловатость ее фигуры. Глядя на себя в зеркало, она видела новую Элинор. В лице и фигуре этой женщины отражались все ее чувства. Она и двигалась с какой-то новообретенной уверенностью, словно ее тело наслаждалось каждым движением.
Элинор научилась даже посмеиваться над собой, что было для нее прежде совершенно немыслимо.
Ей казалось, что с течением времени влечение к ней Рея ослабеет, однако оно, наоборот, становилось все сильнее. Иногда он любил ее со страстью, граничившей с отчаянием, словно пытался дотянуться до чего-то, но это что-то все время ускользало. Элинор даже стала беспокоиться, что не удовлетворяет его, что эта его лихорадочная страсть вызвана тем, что ей чего-то недостает. Но она боялась спросить его об этом прямо.
Иногда она замечала, что Рей смотрит на нее так, словно ждет чего-то. Порой, когда в порыве страсти она стонала от наслаждения, у Элинор возникало такое чувство, словно он хочет чего-то большего, но чего еще тут можно было желать?
Он ни разу словом не обмолвился о том, что будет, когда они вернутся в Лондон. И Элинор невольно стала понемногу отдаляться от него, готовя себя к тому времени, когда он перестанет быть частью ее жизни. Они по-прежнему занимались любовью, но в душе Элинор снова возводила барьеры.
Может, Рей и заметил это, но не сказал ни слова. Скорее всего, если даже и заметил, то теперь радуется, что она ведет себя так по-взрослому, решила Элинор. В конце концов, он мужчина. Если бы он хотел, чтобы их отношения продолжались, ему достаточно было сказать просто, сказать об этом. Не может же он не видеть, как она к нему относится.
Вечером накануне отъезда они собирались поужинать в небольшом ресторанчике за Мил-форд-Хейвеном. Элинор предпочла бы остаться в коттедже, но она подозревала, что Рей просто боится, как бы она ни расклеилась напоследок, вот и предложил ей выйти из дома, чтобы как-то обезопасить себя.
С некоторым удивлением, обнаружив в городе дорогой магазин, торговавший одеждой от известных модельеров, Элинор купила себе новое платье из шелковистого трикотажа. Оно струилось, мягко облегая тело, а рисунок напоминал змеиную кожу. К нему Элинор надела шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Но даже на каблуках она была ростом значительно ниже Рея.
Поскольку у нее не было подходящей к платью накидки или пальто, Рей припарковал машину прямо у входа в ресторан.
В баре им предложили напитки. Рей заказал шампанское, но Элинор еле пригубила свой бокал. Она была натянута, как струна, и страшно взвинчена. Больше всего на свете ей хотелось остаться с Реем наедине. Ей вовсе не улыбалось отмечать их последний вечер в ресторане.
Последний вечер. Рей взглянул на нее, Элинор вся затрепетала. Он хотел что-то сказать, но в это время подошел метрдотель с сообщением, что их столик готов.
По пути к столику Элинор с изумлением ловила на себе восхищенные взгляды мужчины. Надо же, мужчины на нее смотрят…
Она не сознавала, что гордо несет себя, как женщина, которая любит и любима, и эта ее новая уверенность в своей женственности бросалась в глаза точно так же, как прежде – комплекс неполноценности. Когда они уселись за столик, вид у Рея был хмурый. Он на что-то сердился, и у Элинор упало сердце. Конечно, вся эта затея с рестораном была ошибкой.
Элинор протянула руку через стол и коснулась его локтя. Глаза ее смотрели тревожно.
– Рей, в чем дело? Что случилось?
Он неожиданно бросил салфетку и резко сказал:
– Идем отсюда.
Прежде, чем Элинор успела возразить, они уже оказались на стоянке и Рей усаживал ее в машину.
Они возвращались в коттедж в молчании. Элинор боялась заговаривать, ибо чувствовала, что стоит ей сказать слово, и Рей может взорваться. Внимание самого Рея было приковано к дороге и, судя по всему, к снедавшим его мрачным мыслям.
Элинор решилась заговорить только тогда, когда они вошли в кухню. Утром они собирались выехать как можно раньше и всю вторую половину дня прибирались в доме, наводя порядок.
