— И попробуй только снять, — предостерег он. Роскошный сапфир заключал в себе и властное утверждение, и вызов всем, кто попытается это утверждение оспорить. Бриллианты отражали синее пламя и многократно его усиливали. Кольцо переливалось всеми цветами радуги, завораживая взгляд.
— А кому принадлежал этот перстень… ну, первоначально? — полюбопытствовала Джасмин.
— О, жестокому турецкому паше в шелковом тюрбане и с ятаганами за поясом, обладателю роскошного гарема, который развлекался тем, что рубил головы непокорным одалискам, — усмехнулся Эстебан. — В носу он носил кольцо, а в кольце — этот камень.
— Здоровенный же он отрастил себе нос! — не сдержала смеха Джасмин.
— О да, нос был что надо. Одалиски находили этот нос ужасно сексапильным… тем более с кольцом, — докончил Эстебан. А в следующий миг наклонился вперед и поцеловал ее в губы долгим, жадным поцелуем.
От помады, конечно, не осталось и следа. Впрочем, Джасмин нимало о том не жалела. Потому что ее страхи развеялись сами собой: поцелуй напомнил ей о том, что в этой жизни действительно важно, а что — так, чепуха. Рука об руку они вышли из спальни и спустились по лестнице. В холле их уже ждала Кэтрин. В серебристо-зеленом переливчатом платье она была на редкость хороша.
— О, мама… — восхищенно вздохнула Джасмин.
Но когда машина въехала на подъездную дорожку к великолепному особняку в мавританском стиле, утопающему в зелени садов, Джасмин снова занервничала. Кэтрин наотрез отказалась от инвалидного кресла и, вооружившись костылями, резво заковыляла вперед. Она так и светилась энтузиазмом, твердо решив повеселиться на всю катушку. Да уж, сегодня день и впрямь выдался безумный…
Эстебан обнял жену за талию, поддерживая и ободряя. Но столпившиеся у входа люди внушали Джасмин такой страх, что она поневоле порадовалась необходимости подлаживаться под медленный шаг матери.
Джасмин представили сеньору и сеньоре Тенорьо и их дочери Хасинте, очаровательной темноволосой девушке, приветливой и улыбчивой. Все трое учтиво поприветствовали Джасмин; все трое явно сгорали от любопытства на ее счет, хотя всячески пытались это скрыть. Юный Фернандо напомнил Джасмин Эстебана в день их первой встречи.
— Я счастлив, что вы почтили нас своим присутствием, Джасмин, — церемонно произнес юноша и, целуя ее в щеку, тихо добавил:
— Давно пора!
С его стороны было очень мило поддержать молодую женщину, поскольку в следующий момент Джасмин оказалась лицом к лицу с матерью Эстебана, Беатрис чинно поприветствовала ненавистную сноху, держась с ней чопорно и отчужденно. Зато с Кэтрин она обошлась вполне любезно, искренне посочувствовала ее беде и, отведя в сторону, попросила рассказать о трагическом происшествии подробнее.
— Вот видишь, все не так страшно, — шепнул Эстебан жене.
— Просто ты их заранее подготовил, — возразила Джасмин.
Эстебан недовольно поцокал языком. Видимо, это замечание немало его раздосадовало.
— По-моему, радость моя, ты просто ищешь повода для ссоры — и злишься, что не находишь, — поддел он жену и решительно увлек ее к гостиной.
Чувствуя себя маленькой лодчонкой посреди бурлящего моря, Джасмин переступила порог — и сотни и сотни лиц, как по команде, обратились к ней. В одних читалось неприкрытое изумление, другие гости спешили отвернуться или опускали взгляд. Джасмин с трудом сдерживала нервную дрожь. Да, укротить собственную семью Эстебану вполне по силам, но остальным он — не закон. По гостиной прокатилась волна шелестящего шепота.
Ужасно, просто ужасно! Джасмин вновь испытала то кошмарное, давно забытое ощущение, словно она — прокаженная в толпе здоровых, нищенка, случайно оказавшаяся на светском приеме. Молодая женщина воинственно выставила вперед подбородок и приказала себе успокоиться. Да пропади они все пропадом!
К Эстебану подошла Кэтрин, по счастью отвлекая тем самым часть внимания на себя. И, конечно же, с удивлением отметила, что атмосфера в гостиной царит не самая дружелюбная. — Мы тут, похоже, гвоздь программы, а, Эстебан? — фыркнула она. Кэтрин была не глупа и отлично видела, что происходит.
Одной рукой Эстебан накрыл пальцы Кэтрин, сжимающие костыль, второй крепче прижал к себе Джасмин. Затем обвел собравшихся суровым взглядом — и шепот, как по команде, стих.
Джасмин поразилась, какой властью обладает ныне ее муж. Три года назад Эстебан был всего лишь один из многих. А теперь излучал такую внутреннюю силу и уверенность в себе, противостоять которым не дерзнул бы никто. Заставить умолкнуть злые языки одним лишь взглядом — на это способны немногие.
Гости, как ни в чем не бывало, вернулись к прерванным занятиям и разговорам. Эстебан подвел своих спутниц к низкому дивану у стены и предложил Кэтрин сесть. Та упрямо покачала головой. Яблочко от яблони недалеко падает, с некоторым восхищением подумал он. Ни мать, ни дочь не позволяли себе ни единого проявления слабости.
Подоспевший официант предложил им шампанского. Джасмин взяла бокал и отпила глоток. Чувствовала она себя не лучшим образом.
— Ты в порядке? — тихо осведомился Эстебан.
— В полном порядке, — заверила его жена, хотя оба знали, что это не так.
— Я должен извиниться за несправедливый упрек. — Эстебан явно имел в виду замечание насчет того, что Джасмин сама ищет повод для ссоры. — Я ничего подобного не ожидал. Не верил, что люди могут повести себя настолько…
Грубо, мысленно докончила за него Джасмин. О, сама-то она ничего другого и не ждала!
Но препираться с мужем здесь и сейчас ей не хотелось…
9
— Джасмин! — раздался басовитый низкий голос. К молодым людям подошел широкоплечий, седовласый великан — Родриго Васкес, крестный отец Эстебана. — Просто, глазам своим не верю: какой приятный сюрприз! — И, наклонившись, расцеловал молодую женщину в обе щеки.
Джасмин зарумянилась от удовольствия: из всех родных и близких Эстебана четыре года назад ей удалось подружиться только с Родриго. Старик всегда держался с ней подчеркнуто вежливо, точно испанский кабальеро былых времен, опекающий знатную даму. А порой, совершенно неожиданно, преображался в заботливого, славного дедушку, с которым Джасмин чувствовала себя легко и непринужденно, не то, что с прочими.
Почти одновременно с Родриго к ним присоединилась и Эльвира, сестра Эстебана. Изысканное белое платье с серебристой отделкой оттеняло ее знойную красоту и при этом смотрелось так по-девичьи трогательно и скромно, что Джасмин в очередной раз с неохотой отметила безупречный вкус золовки, Эльвира покорно поцеловала молодую женщину в щеку. Держалась она при этом так же неловко и натянуто, как ее мать.
Эльвиру, младшую в семье, с рождения обожали и баловали все, начиная от родителей и кончая слугами, а уж старшие братья в девочке просто души не чаяли. В результате Эльвира выросла взбалмошной эгоисткой и воспринимала в штыки всех, кто покушался отнять у нее хотя бы малую толику обожания и заботы братьев. Вот и Джасмин она возненавидела с первой же минуты, увидев в ней вульгарную американку, посягнувшую на ее ненаглядного Эстебана. Интересно, а как Эльвира относится к красавице Хасинте, «присвоившей» Фернандо? — мелькнула у Джасмин мысль. Что до нее, то она твердо вознамерилась держаться приветливо и любезно на случай, если за три года Эльвира пересмотрела свое отношение к невестке.
