Изменились только его планы в отношении прелестной прелюбодейки и изменницы, что стояла сейчас перед ним, гордо вздернув подбородок. Золотые волосы элегантно уложены и скреплены на затылке черепаховой заколкой, карие глаза мечут молнии, розовые губы чуть приоткрыты так, что в них хочется впиться поцелуем — или укусить до крови. Еще несколько часов назад Эстебан собирался быть самим великодушием, самой мягкостью. Сейчас же ему хотелось разорвать Джасмин на кусочки. Три года, три долгих года эта женщина жила в нем непрекращающейся пульсирующей болью. Он терзался чувством вины, он собирался пощадить ее, никому не сообщая о своем намерении жениться вторично, до тех пор, пока не освободится от обязательств первого брака самым деликатным для Джасмин образом.
И что же он обнаруживает? А то, что, в то время как сам он изо всех сил старается быть милосердным, Джасмин привозит в Жерону своего любовника! Неужели и двух дней потерпеть не могла без этого жеребца? Умеет ли он доставить ей удовольствие, знает ли ее так же хорошо, как он? В силах ли заставить Джасмин затрепетать всем телом, и заплакать от восторга, и впиться в его плечи ногтями в любовном экстазе? В темных глазах Эстебана вспыхнуло холодное бешенство. Лицо исказилось от гнева. Джасмин разоделась в кожу. Почему в кожу? Что она вознамерилась доказать? Что у нее хватает наглости носить экстравагантный наряд, купленный, конечно же, на его деньги, — носить ради другого?
— Ты опоздала, — процедил Эстебан сквозь зубы, впиваясь суровым взглядом в черты лица, показавшиеся ему еще более совершенными, нежели он помнил.
Глаза цвета растопленного янтаря, осененные темными ресницами, миниатюрный прямой нос и соблазнительные пухлые губы. Губы, умеющие зацеловать мужчину до потери сознания, губы, способные находить на его теле самые чувствительные точки. Да, видел он этого рослого блондина в холле отеля, в хлопчатобумажных брюках и с широкой улыбкой, — и он прикасался к Джасмин так, словно имел на это полное право.
Нет, не следовало ему туда приходить. Не следовало выяснять правду насчет инвалидного кресла. Тогда не пришлось бы увидеть своими глазами, как чужой мужчина трогает его жену на виду у праздных зевак. Его жена! Наглый блондин прикоснулся к нежной розовой щеке его жены, и Джасмин покраснела так, как вспыхивала только в ответ на его, Эстебана, ласки! Там, в холле, она была не в кожаном костюме, а в облегающих джинсах и белом топе, обтягивающем грудь. Ее чудесные, с золотым отливом волосы свободно рассыпались по спине и не были уложены в строгую, старомодную прическу. Вот ведь жеманница! Притворщица, а не жеманница, тут же мысленно поправился Эстебан.
— Совещание должно было начаться пятнадцать минут назад. Теперь придется сократить повестку, — язвительно бросил он.
Карие ведьмовские глаза негодующе сузились.
— На дорогах полно пробок!
— В Жероне всегда пробки, — холодно отрезал Эстебан. — Ты не так уж много лет провела вдали от города, чтобы об этом забыть. Будь добра, садись.
И уселся сам. Выбрал первое попавшееся кресло и плюхнулся в него. Диего Баррильдо недовольно нахмурился, но Эстебан предпочел проигнорировать предостерегающий взгляд адвоката. Второй юрист старался ничем не выдать своих чувств, хотя наверняка тоже был изумлен происходящим. А изумляться было чему. Эстебан внимательно пригляделся к адвокату своей супруги. Да это же просто мальчишка, только-только со студенческой скамьи, презрительно отметил он. И о чем только Джасмин думает, выдвигая зеленого юнца против таких «акул», как они с Диего? Она же прекрасно знает, как безжалостен и компетентен Баррильдо там, где затронуты интересы компании. Да и сам Эстебан миндальничать не привык. А в пользу Колина Питта говорил разве что покрой его костюма да мальчишеское обаяние.
Может, в этом-то все и дело, подумал Эстебан, до боли стискивая кулаки. Может, белокурый культурист не единственный ее мужчина. Может, юнец адвокат тоже занимает определенное место в ее бурной личной жизни… Эстебан нетерпеливо постукивал ручкой по полированной поверхности стола, пока Диего обменялся рукопожатием с Колином Питтом. Джасмин, изящно переступая длинными стройными ногами, обошла вокруг стола и заняла место напротив мужа. При каждом ее шаге тонкая кожа костюма эффектно льнула к ее бедрам и облегала высокую грудь. Интересно, есть ли у нее что-либо под костюмом? Не для того ли она застегнула пиджак до самой шеи, чтобы Эстебан мучился этим вопросом?
До чего же нежная у нее кожа лица — матовая, чуть тронутая румянцем белизна кажется ненастоящей… Впрочем, это ощущение не оставляло Эстебана с первой их встречи. Джасмин предпочла сесть напротив него, и взгляд Эстебана тотчас же замер на изящном по форме ухе. Стоит его лизнуть — и от ее холодной сдержанности не останется и следа, мстительно подумал Эстебан. Уж он-то знает Джасмин, знает ее предпочтения, знает все эрогенные зоны до единой. Ему известно, как заставить ее умолять, льнуть к нему, выкликать его имя в самозабвении страсти. Оставьте его на две минуты наедине с Джасмин — и он сорвет с нее маску ледяного спокойствия. Дайте еще минуту — и она станет умолять его, срывая с себя одежду… Вот бы притиснуть ее к обшитой дубом стене и задрать на ней юбку так, чтобы бедра его волнующе холодила гладкая кожа ее костюма, а иные части тела наслаждались совсем другим ощущением внутри разгоряченного, влажного, жадного до ласк лона.
Или белокурый культурист давно узурпировал его место и его права? Воображение тут же услужливо дорисовало картину: теперь в упоительной сцене действовал не он, Эстебан, а коварный соблазнитель. В глазах у него потемнело, пульс участился. Взгляды молодых людей скрестились: война объявлена! Хотя Эстебан так до конца и не был уверен, кто именно объявил о начале боевых действий.
Джасмин, безусловно, явилась на встречу во всеоружии, хотя с какой стати, Эстебан понятия не имел. Он не сделал ровным счетом ничего, только предложил развод. Ясно было, что с момента их расставания Джасмин развлекалась вовсю, а отнюдь не оплакивала неудавшийся брак, так что ее враждебность, в его глазах, ничем не объяснялась.
Тогда как его собственная враждебность… В прищуренном взгляде Эстебана сверкнуло предостережение. Джасмин вызывающе вздернула подбородок, и ее карие глаза метнули ответную молнию. Эстебан снова нервно застучал ручкой по столу — в два раза чаще и громче. Ну и чего ты пытаешься добиться, моя златокудрая мегера, изменница, бессовестная прелюбодейка? — мысленно спросил ее Эстебан. Лучше готовься к бою, поскольку я вооружен до зубов.
Джасмин положила на стол ладони и длинными изящными пальцами с розовыми наманикюренными ногтями стала поглаживать полированную поверхность, точно лаская. Эстебан напрягся и задышал чаще. От взгляда Джасмин это не укрылось, и она насмешливо оттопырила верхнюю губу. Диего Баррильдо занял место рядом с Эстебаном. Колин Питт — рядом с Джасмин. Она обернулась к молодому человеку и одарила его улыбкой, от которой тают айсберги. Но Колин Питт айсбергом не был. Скулы юнца заалели, он смущенно улыбнулся в ответ. И игра эта от глаз разъяренного Эстебана не укрылась. Все в порядке, я здесь, рядом, говорила улыбка Колина. И незримый лев в груди Эстебана оглушительно заревел. Джасмин невозмутимо посмотрела на мужа. Я убью тебя, взглядом пообещал он. Или сорву с тебя маску холодной невозмутимости и поиграю с тобой в такие игры, от которых мутится рассудок.
