Неожиданно приятная судорога пронзила низ живота, и Гвен зажмурилась покрепче — от греха подальше.
— Свет мешает вам... барышня?
— Немного. А мои очки? Они у вас? Верните их, пожалуйста. Без очков я как будто... голая!
Особенно рядом с этим смуглым флибустьером. Зажмурить глаза и не видеть эти тонкие черты лица, этот чувственный и жестокий рот, эти синие глазищи... Правда, куда деваться от завораживающего жара его тела, от тонкого, холодного аромата дорогого одеколона, смешанного с особым запахом мужчины... молодого здорового зверя... Гвендолен Ричвуд, спокойнее! Это гормональный всплеск, ничего особенного. Просто в Великобритании, такого загорелого красавчика встретишь нечасто, вот ты и реагируешь на него, это пройдет. Может быть.
— Сожалею, но я наступил на них в темноте.
— Вы нарочно!
— Не волнуйтесь. Зато теперь обострятся остальные чувства. Знаете, если зажмуриться, то начинаешь лучше слышать. Сенсорная компенсация, кажется, так это называется...
Ее бесстыжее воображение, услужливо нарисовало сразу несколько картин, в которых она прекрасно обходилась без очков. На самой разнузданной картинке флибустьер был абсолютно обнаженным, и его золотое тело, отлично смотрелось рядом с ее белоснежным.
Гвен открыла глаза, и ошарашенно уставилась на разбойника. Вот это называется сексапильность! В одном мизинце, этого мерзавца больше мужественности, чем у Рика в... Бесстыжее воображение снова было заработало, но Гвен решительно заставила его утихнуть.
Она опустила глаза, чтобы не смотреть на опасного разбойника, и уткнулась взглядом в ночную сорочку тонкого полотна с изящной вышивкой по вороту. Всего пара секунд потребовалась на то, чтобы понять: в этом одеянии на ночную вылазку она отправиться не могла. Кроме того, у нее сроду, не было такой ночной сорочки.
— Вы забрали мою одежду! Вы... вы меня раздели?!
— Да. Это было просто необходимо в сложившихся обстоятельствах. Вы вся горели.
Это сейчас она вся горит. От стыда. Что еще он с ней вытворял, пока она валялась без сознания?
— Слушайте, барышня, перестаньте изображать оскорбленную невинность! Сейчас на пляже, женщины куда более раздеты, чем вы. Или вы боитесь разжечь во мне нескромные желания? Не волнуйтесь, я умею держать себя в руках.
Он издевается над ней! Запер, раздел, напялил на нее ночную рубашку, сидит рядом, красивый, словно дьявол, и издевается.
— Не сомневаюсь, что слово «невинность» не входит в ваш ежедневный словарь. Что до женщин на пляже, то их не похищали кровожадные маньяки!
— Слушайте, да откуда у вас эти идиотские фантазии? Какие маньяки! У вас что, был трагический опыт отношений с маньяком, что ли?
Не было. Но будет. Гвен была честной девушкой и не любила врать, даже самой себе. Этот мужчина превращал ее кровь в лаву, а тело в желе. Если она немедленно не уйдет отсюда, не вернется в безопасный и уютный мир, где мама, папа и Лиззи, то может случиться беда. Если считать это бедой...
— Барышня, у вас такой вид, как будто я отрезал вам ноги и руки.
— Интересно, а как я должна выглядеть? Раздели, унесли...
— Да я раздел вас, потому что иначе вы бы зажарились! Кроме того, представилась возможность обыскать вас, не принуждая к тому...
— Вы считаете меня воровкой?
— На воре шапка горит.
— Боже, какое знание идиом! Слушайте, это же бред полный! Я получила удар по голове, меня похитили, теперь я лежу голая в чужой постели, а рядом сидит явно опасный человек, который в любой момент может сделать со мной, что угодно... А я восхищаюсь его знанием английского языка!
— О, Британия...
— В каком смысле?
— Это в вас говорят имперские замашки предков. Англичане ни за что не станут учить язык другой страны, но обязательно снисходительно, похвалят иностранца за успехи в английском.
— Я вовсе не это имела в виду... Что за глупое предположение, нет у меня никаких имперских замашек!
Она смотрела на его губы, слегка изогнутые в ироничной улыбке. Неважно, что он о ней думает, это вряд ли лишит ее сна, но вот его рот...
— Барышня, а ведь вам совсем плохо...
Прохладная ладонь легла ей на лоб, и Гвен удивилась нежности этого жеста.
— Что касается английского... Я учился в английской школе. А потом в Оксфорде.
Надо же, что ж его в преступники понесло? На аристократа он, значит, похож не зря. Испанец в Англии, холодной, пасмурной стране, где солнце желтенькое и бледненькое, а апельсины только в магазине...
— Что-то не так?
— Нет, просто... я никогда бы не отправила своих детей так далеко от себя.
О чем ты, Гвен Ричвуд? Неужели ему интересно знать твои взгляды на воспитание твоих детей, которых у тебя, кстати, нет.
— К тому же образование вам не пошло на пользу. Вот, до чего вы докатились!
— Вообще-то...
— Вообще-то вы занимаетесь похищением людей, это я вижу собственными глазами.
— То есть, если вас выпустить, вы прямиком отправитесь в полицию?
Какая часть тела подводит женщину в первую очередь? Правильный ответ — язык!
— Я не могу пойти в полицию, и вы это знаете.
— Барышня, у вас такое страшное преступное прошлое?
— Да не особенно... Слушайте, вы ходили в школу в Англии, но ведь вы испанец?
— Человек, понаблюдательнее, заметил бы, что вы меняете тему разговора.
— Просто интересно стало. У вас, очень синие глаза, а волосы черные. Такое редко случается.
— Моя бабушка была из Шотландии.
— Что ж, это обнадеживает. Никогда не поздно...
В следующий момент Гвен едва не откусила себе язык. У нее, видимо, сотрясение мозга!
Родриго с интересом уставился на нее, скрестив руки на груди.
— Для чего не поздно?
Старушка Гвен, говорили ее друзья, не может молчать, в этом ее беда. Старушка Гвен всегда наготове, и может ляпнуть такое, что и в голову не придет ни одному человеку на свете.
— Ну, заняться чем-то более законным...
— Понял. Хотите меня перевоспитать.
— Господи, да мне абсолютно все равно, посадят вас или нет! Если вы отдадите мне мою одежду, я просто уйду и...
— Просто интересно: а что вы скажете, узнав, что я не дам вам уйти?
Гвен застыла. А она-то размечталась! Губы! Руки! Никогда не поздно... и бабушка-шотландка!
— Знаете... меня это даже не удивит... пожалуй. Буду лежать тут и молчать.
Родриго удивил ее. Он запрокинул темноволосую голову и рассмеялся. Почему-то это прозвучало не обидно и не пугающе, а очень дружелюбно.
