— Пусть только попробуют, — сказал Коэлли, обращаясь к Тито.
Они посмотрели друг на друга тяжелым взглядом. Им обоим было важно сохранить репутацию крутых парней. Блэйк жестом отказался от услуг парковщика и сам поставил машину на стоянку.
— А у них здесь совсем неплохо, — заметил Коэлли.
Агенты вошли в комнату и принялись с интересом глазеть по сторонам. В дальнем конце зала играл бразильский ансамбль — гитара, саксофон и три вида барабанов разных размеров. Разряженные музыканты напоминали бабочек-махаонов в брачный период, а солистка — черноволосая красавица с умопомрачительными грудями — пела таким томным и хрипловатым голосом, что у Коэлли кое-что зашевелилось в штанах. Стиснув зубы, он отвернулся.
— Ага, — произнес Блэйк, — а вот и хозяин вечеринки.
Гусман приблизился к агентам и пожал им руки.
— Рад видеть вас у себя, мистер Блэйк.
— Мне здесь нравится, — сказал Блэйк. — Все нормально?
— О да. Разумеется. Вы тут всех знаете?
— Кто вон та смазливая дамочка в черном бархатном платье?
— Мерседес Бранниган. Она работает на Багамскую корпорацию.
— И сейчас тоже? — полюбопытствовал Блэйк.
— А тот ссутулившийся парень с озабоченным лицом, — продолжал Гусман, — это Блэквелл, партнер одного нашего общего знакомого, мистера Фрамиджяна.
Блэйк кивнул с глубокомысленным видом.
— Я хотел бы поговорить с тобой наедине. Ты не против, Ал? — И, повернувшись к Коэлли, приказал: — Жди меня здесь.
Проводив глазами Блэйка и Гусмана, Коэлли взял у проходившего мимо официанта запотевший бокал с ромом. Через пару минут к нему подошел Хуанито.
— Добрый вечер, — поздоровался он.
Коэлли кивнул в ответ.
— Кто тут Блэквелл? — спросил он.
— Вон тот тип у противоположной стены.
Коэлли окинул Блэквелла изучающим взглядом. Ничего особенного. Справиться с таким — раз плюнуть.
Блэквелл был вынужден признать, что вечеринка удалась на славу. Едва он переступил порог, как ему тут же сунули в руку две сигареты с марихуаной. Потом откуда ни возьмись перед ним появилась девушка. Симпатичная, улыбающаяся, с упругими грудями, которые едва не выскакивали из глубокого выреза красного бархатного платья.
— Ты как раз вовремя, — сообщила она.
— Вовремя для чего? — удивился Блэквелл.
— Для этого, — ответила она и сунула ему в рот оранжевую капсулу.
Блэквелл попытался вытащить ее из-за щеки пальцем, но капсула лопнула. Он почувствовал на языке горьковатый привкус.
— Что это такое? — спросил он, но девушка уже ушла запихивать капсулы в рот другим гостям.
Не один Коэлли оказался облапанным. Хотя Мерседес в дни своей юности не пропускала ни одной вечеринки, такого веселья она еще никогда не видела. Она переходила из комнаты в комнату, постоянно держа Блэквелла в поле зрения. Потные руки шарили по ее телу, когда она проходила мимо бесчисленных гостей. Мерседес чувствовала, как в ней постепенно закипает злость. В самом начале она приняла немного кокаина и не обращала на приставания никакого внимания, но потом действие наркотика прошло, что, разумеется, сказалось на ее настроении.
Пузатый мужчина с черными кучерявыми волосами крепко схватил ее за левую грудь и что-то пробормотал на каком-то непонятном языке, очевидно, гуарани, судя по фрикативному «г». Повернувшись к мужчине, Мерседес схватила его за яйца. Тот расплылся в улыбке, но, когда чувство боли все-таки пробилось в мозг, затуманенный дикой смесью кокаина, амфетаминов и ЛСД, у него закатились глаза, и он рухнул на пол.
Наркотиков на вечеринке было видимо-невидимо. Что за радость считаться богачом и преступником, если ты не можешь как следует угостить своих гостей отборными наркотиками? Взять, к примеру, марихуану. Каких сортов тут только не было, включая два вида «орегонских бутончиков», один из которых для пущего эффекта вдобавок пропитали химикатами. Вдоль стены стояли пластиковые мешки для мусора, доверху набитые самыми популярными сортами травки: красная панамская, золотая акапульская, зеленая мичоасканская, рыжая ньюджерсийская. ЛСД был представлен в двух видах — в порошке и разведенный в алкоголе. К некоторым вещам Гусман относился очень консервативно, даже с некоторой долей тоски по прошлому.
От капсулы, которую девушка в красном бархатном платье сунула Блэквеллу в рот, ему внезапно сделалось очень хорошо. Он вдруг поймал себя на том, что может одновременно следить за ходом доносящихся со всех сторон разговоров, которые показались ему преисполненными глубочайшего смысла.
— …Сказал Маноло, что бык зайдет слева, но нет, он даже слушать не стал. Смотри, говорит он, и все на Пласа Мехико повскакивали с мест, крича во всю глотку, и тут…
— …Разогнался до ста пяти миль в час, и катер просто заскользил над волнами, как летающая тарелка, а легавые на своих лодках остались далеко позади. У них-то скорость не больше сорока пяти миль, и я уже стал приближаться к Уотервею, когда вдруг вижу, что впереди они заблокировали путь бочками. Тогда я…
— …И тогда он мне говорит: «Что, крошка, попробуем сделать это по-кубински?» А я говорю: «Что значит по-кубински?» А он говорит: «Пойдем со мной, крошка» — и тащит меня в комнату, где стоит чан с бобами и один парень с мачете лущит стручки. Ты понимаешь, что мне вдруг все это разонравилось, но он…
— …Вылетает бык, этакая тонна мяса, копыта, как штамповочные машины, рога — как кинжалы, а Маноло лежит себе на спине и улыбается, а мулету держит пальцами ног, а толпа просто беснуется, потому что бык…
— …Резко бросаю катер в сторону, окатив их водой с ног до головы, лечу к мосту, а наперерез мне мчатся еще несколько полицейских. Мало того — они еще и с берега открыли стрельбу, а движок у меня уже раскалился докрасна…
— …Слава богу, бобы оказались едва теплыми, и он залез со мной в этот чан. Там бобов было ему по волосатую задницу, а дружки его стали растирать нас маслом. Я себе говорю, на что только не пойдешь ради пяти сотен…
— …Мчится, как локомотив по смазанным жиром рельсам, крик стоит, как в Судный день, люди падают от сердечных приступов, а Маноло стоит на голове, зажав мулету в зубах…
— …Ладно, говорю я себе, хотите по-плохому — будет вам по-плохому. И направил катер прямо на корабль береговой охраны, а сам прыгнул в воду. К счастью, на мне был противоперегрузочный летный костюм, потому что удар о воду на скорости больше ста миль в час — удовольствие не из приятных…
— …Тут одним махом он вскакивает, подпрыгивает в воздух, бык проносится под ним, и в этот момент Маноло, черт побери этого сукиного сына, вонзает быку шпагу прямо в то место на затылке размером с четвертак. Лезвие прошло, как раскаленный нож сквозь масло, на трибунах творится нечто невообразимое, и в этот самый момент генерал Обрегон решил начать революцию…
