Эстебан уставился на меня. Потом издал короткий то ли рык, то ли смешок.
— Сеньор Дракониан, вы меня удивляете. Неужели вы пытаетесь заставить меня заплатить вам за то, чтобы вы бросили это дело? Я бы скорей подумал, вы будете благодарны, если уйдете отсюда живым.
— Конечно, буду благодарен, — не стал возражать я. — Не поймите меня неправильно. Но, откровенно говоря, я не считал, что вы всерьез собираетесь меня убить.
— Как вы пришли к такому заключению?
— Только по одной причине. «Эль Групо Бланко» не одобрит. Никак не одобрит. Вы же знаете, как часто они меняют свои решения. В данный момент осторожность — приказ дня. Не взбивать волну. Иначе вы поставите под угрозу множество тщательно выношенных планов.
— Что вы знаете об «Эль Групо»? — спросил Эстебан.
— Что я знаю — мое дело. Я не собираюсь открывать то, что знаю, ни вам, ни кому-то еще. Для вас это тоже безопаснее, понимаете.
— У вас против нас много шансов, — пробормотал Эстебан. — Даже не знаю. Наверно, нам все же безопаснее, если вы будете мертвым.
— Вы ошибаетесь. Только по одной причине: убив меня, вы скомпрометируете Хуанито. Инспектор Фошон из полиции Парижа следит за каждым моим шагом. Он держит меня под постоянным наблюдением. Не думайте, что это маленькое похищение прошло незамеченным. Фошон и его люди готовы в любую минуту двинуться по моим следам.
— Однако никто не преследовал нас, — возразил Эстебан, хотя голос его звучал неуверенно. И кто бы мог быть уверен?
— Они не должны буквально висеть у вас на хвосте, — пояснил я. — Насколько я знаю Фошона, он вмонтировал «жучок» в вашу машину, едва только заметил, как разворачиваются события. Он мастер, этот Фошон. Но, по-моему, вы ждали, что во Франции столкнетесь с такими вещами.
Эстебан повернулся к своим помощникам, и они поговорили на языке, которого я не понимал. Слушая более внимательно, я решил, что это не албанский. Для меня он звучал как турецкий, может, азербайджанский. Только потом я узнал, что это был гуарани, основной язык индейцев Парагвая.
— Вы собираетесь прекратить поиски Алекса? — спросил Эстебан.
— Я подумаю. А тем временем перекрестите мою ладонь серебром или бумажными банкнотами, и я постараюсь облегчить вашу участь, когда этот восковой шарик растечется.
— Смешно, — сказал Эстебан. — Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования.
— Мне дело представляется по-другому, — настаивал я. — Послушайте, Эстебан, заплатите. Ведь это не ваши деньги. Они принадлежат «Эль Групо Бланко». Там даже не заметят потери нескольких тысяч долларов, если вы проведете их как незначительную трату наличными.
— Нескольких тысяч? Это невозможно. Мы действуем с очень ограниченным бюджетом. Для южноамериканцев ужасно дорого жить в Париже.
— Ладно, это ваши проблемы, — проговорил я. — К черту, ведь я у вас не взятку просил. Делайте что хотите. Но, пожалуйста, поскорей кончайте. Фошона, наверно, уже тошнит от лазания по кустам. И у меня есть более важные дела, чем торчать всю ночь с вами в Булонском лесу.
Эстебан провел еще одну краткую конференцию. Потом вытащил бумажник.
— Я дам вам десять тысяч франков, но вы должны прекратить поиски Алекса, — поставил он условие.
Я взял деньги и сунул в карман.
— Вообще-то, Эстебан, для вас лучше искать его вместе со мной, чем с кем-то другим. Я ищу Алекса, потому что это моя работа. А кроме того, я его друг и постараюсь сделать, как для него лучше.
— Вы сказали, что перестанете его искать, — почти закричал Эстебан. В его голосе прозвучало искреннее возмущение. Типы, которые похищают людей, трогательно верят, что сами они могут лгать, сколько угодно, а все другие обязаны держать слово.
— Я должен продолжать поиски, но я не буду особенно стараться.
Видимо, Эстебан понял, что встретил равного себе в искусстве напускать туману. Ответный удар оказался слабым.
— Запомните, вас предупреждали. Берегитесь. В следующий раз, когда нам придется говорить с вами, это может быть последний разговор. — Жалкая угроза, но я понял: он пытался спасти лицо.
— Эй, а как насчет того, чтобы отвезти меня в Париж? — закричал я им вслед, когда Эстебан и его друзья направились к машине.
— Поедете назад с вашим другом Фошоном, — ответил Эстебан.
Вскоре я услышал, как заработал мотор и машина отъехала.
Потом раздался треск веток. Из кустов выбрался инспектор Фошон и рядом с ним детектив в штатском.
— Очень хорошо, Об, — сказал Фошон. — Мы не спускаем глаз с этих парней. Но откуда вы узнали, что я совсем близко?
— По правде говоря, я не знал. Однако именно этого желал больше всего на свете, — признался я.
— Приятно, когда мечты сбываются, — согласился Фошон. — Десять тысяч франков можете отдать мне.
— Ну уж бросьте! Чтобы получить их, я прошел через кучу неприятностей!
— Мы вернем их, когда закончится следствие. Марсель, напиши расписку, — распорядился Фошон.
Второй полицейский в штатском, высокий, бледный, постриженный «ежиком», достал из кармана блокнот, что-то нацарапал и вручил листок мне. Я отдал ему деньги. Легко пришли, легко ушли.
37. ЖАН-КЛОД И НАЙДЖЕЛ; ОБ АЛЕКСЕ
Когда я подъехал на «Пежо» Фошона, перед отелем меня ждал Жан-Клод. Пока мы с Фошоном обменивались прощальными любезностями, он из осторожности шагнул в тень.
— Да, инспектор, — сказал я, — большое спасибо, что спасли меня. Вообще-то я держал ситуацию под контролем. Но поддержка со спины всегда приятна.
— Будьте осторожны, Об, — Фошон пожал плечами и состроил гримасу. — По-моему, вы, как говорят у вас в Америке, играете с мечом, подвешенным над головой.
— Да, так мы говорим, правильно, — согласился я. — Наверно, вы хотите, чтобы я через определенное время регулярно сообщал вам все, касающееся Алекса? Что я видел, слышал или сделал.
— Ох нет, — Фошон усмехнулся, хихикнув. — Только будьте осторожны, когда что-то делаете. Вы не жесткий человек, чтобы заниматься преследованием. И этим отличаетесь от нас, для которых это обычная рутина.
— Вы не могли бы сказать, что такое в Алексе привлекло внимание полиции Парижа? — спросил я. — За ним что-то есть, раз его разыскивают?
— Насколько мне известно, ничего нет, — ответил Фошон. — Но, конечно, кто знает, что принесет нам завтра.
И зашагал к машине, насвистывая «У моей блондинки» в собственной неподражаемой манере.
Когда Фошон уехал, Жан-Клод вышел из своего укрытия. Челюсть отвисла, брови взлетели к волосам. Я понимал, что сейчас стану объектом неприятной французской иронии, поэтому опередил его, пожав плечами и предложив:
— Пойдем в номер, выпьем по бокалу вина и обменяемся слухами, не против?
