— А ты что хочешь, Хоб? — обернулся ко мне Алекс.
— Я бы хотел вернуть некоторые свои мечты, — ответил я.
— Как ты думаешь, дорогая? — Алекс посмотрел на Нивес.
— Дай им всем половину, — решительно заявила Нивес, — и пусть они сами разделят. Таким образом мы расстанемся с ними друзьями, и у нас еще будет пять миллионов. Но что бы ты ни решил, делай быстро, дорогой. Парагвайский «Боинг-707», пилотируемый Качем и Армадилло, приземлится с минуты на минуту.
— «Боинг-707»? — нахмурился Алекс. — Но ты же знаешь, я хотел истребитель.
— Я старалась угодить тебе, любовь моя, но у них нет истребителя на такое расстояние. Мы не сможем заправиться топливом раньше Тенерифа.
— Ты все прекрасно устроила, — согласился Алекс. — Как тебе удалось разрешить вопрос с французским воздушным пространством?
— Это совсем нетрудно, — пояснила Нивес. — Наш полет зарегистрирован как возвращение домой официального парагвайского наблюдателя за недавними маневрами НАТО.
Издалека донесся звук мотора самолета.
И тут дверь с размаха распахнулась, в комнату ворвалась Ракель.
— Привет, Ракель, — улыбнулся Алекс. — Рад, что ты правильно установила связи. У нас с тобой есть дело, которым надо заняться.
— Кто эта Барби в черном варианте? — Ракель посмотрела на Нивес.
— Это Нивес, — ответил Алекс.
— Ах вот оно что, вот оно что? — Ракель окинула взглядом Нивес с ног до головы. — Алекс, ты пытаешься мне сказать то, что я думаю?
— Боюсь, что так, — подтвердил Алекс. — Прости, но по-другому не получается. Послушай, Ракель, у меня здесь для тебя миллион долларов. — Он полез во внутренний карман куртки.
— И у меня для тебя тоже кое-что есть, — сказала Ракель, открыла сумку и выстрелила в Алекса. Мне показалось, что звук похож на пистолет 38-го калибра. Потом она обернулась и всадила пулю в Уитона.
54. МЕКСИКАНЦЫ
Мне удалось выбить пистолет из руки Ракель, она повернулась и выбежала в дверь. Клови с потрясенным видом последовал за ней. Алекс, раненный, но не потерявший уверенности, стоял, держась за плечо, из которого несильно текла кровь. Найджел снял рубашку и обнаружил на боку царапину. Леди с маленьким пистолетом не отличалась точностью.
Затем вошли эти парни. Их было двое, маленькие мрачные парни с усами, как у бандитов, с широкой грудью и автоматами. Они походили на мексиканцев и правда оказались мексиканцами. Их появление выглядело в некотором роде забавно. Они будто выплыли из дымовой завесы, неизбежно наполнившей комнату после выстрелов. Помню, я сказал: «Черт возьми, услышали шум в другой стране». И заметил, что Алекс, Найджел и Жан-Клод тоже вроде как поплыли к боковой двери, когда эти парни вошли с противоположной стороны. Таким образом я остался между ними посередине, единственный безоружный. Ничего хорошего пребывание в центре мне не сулило.
— Чего я хочу? — заявил один из мексиканцев. — Я хочу только виндсерферы. Они моя собственность. Вы говорите нам, где они, и никаких неприятностей. Поняли?
— Они у Хоба, — немедленно ответил Алекс.
— Ты что! — воскликнул я.
— Минутку, — начал мексиканец, но Алекс и другие, с оружием на изготовку, спиной продвигались к боковой двери.
— Одну минуту, — повторил мексиканец.
— Простите, мы опаздываем, — сказал Алекс.
Положение, которое вы, наверно, назвали бы настоящей мексиканской демонстрацией силы. Но огонь никто не открывал. Алекс, Найджел и Жан-Клод просочились в дверь и скрылись из вида. Остались только я и мексиканцы, которым не понравился поворот событий, но они ничего не могли изменить.
— Кто вы, ребята? — спросил я, прерывая довольно тяжелое молчание, наступившее после ухода троицы.
— Я Пако, — ответил тот, который и до сих пор вел переговоры. — Он Эдуардо. А вы должен быть Хоб Дракониан.
Я сообразил, что, конечно, «должен быть», но в данный момент это мне не доставляло удовольствия.
— Мы партнеры вашего друга Фрэнки Фолкона, — пояснил Пако.
— Я не знал, что у Фрэнки есть партнеры.
— Молчаливые партнеры, — продолжал Пако. — Мы вложили деньги в его бизнес. Это, парень, много денег.
— Так вы партнеры, — вроде как согласился я. — А что вы здесь делаете?
— Ищем наши инвестиции.
— Вы прилетели во Францию и теперь угрожаете мне оружием из-за пяти досок для виндсерфинга?
— Какой к черту виндсерфинг! — явно рассердился Пако. — Мы интересуемся содержимым, вот что нам надо.
— Разве они сделаны не из полиуретана? — удивился я.
— Парень, я должен говорить это громко? Внутри этих досок мы кладем наш товар.
— Наркотик? — Я вытаращил на него глаза. — Вы имеете в виду марихуану?
— Он думает, мы говорим «сигареты с марихуаной»! — Пако посмотрел на Эдуардо и засмеялся. — Мы обсуждаем, парень, черную героиновую смолу. Настоящий мексиканский продукт. Тончайший героин в мире.
Внезапно у меня в голове все сложилось в цельную картину: черная героиновая смола из затонувшего танкера, идущего в Орегон, будто нефть разливается по побережью. Яростное желание мексиканских банд распространить свой продукт по роскошным кафе европейского общества. Позже я узнал, что для них стало навязчивой идеей, вопросом статуса продавать свой героин под носом у наркобаронов Марселя и победить конкурентов. Они считали, что хотя французский героин и вполне ничего, но он старомоден, а мексиканский — продукт новый, он лучше и самое главное — он мексиканский. Странно: национальная гордость при торговле таким товаром. Но с другой стороны, мне кажется правильным и вполне естественным, что не только воры в военных мундирах, но и торговцы наркотиками могут быть патриотами.
— И как вы видите, сеньор, — продолжал Пако, — для нас важно получить свой груз. Деньги, конечно, тоже важно. Но мы хотим ввести наш продукт в международное героиновое соревнование, которое в этом году будет в Сан-Себастьяне.
С летного поля донесся звук самолета, заходящего на посадку. Он отвезет Алекса в Парагвай. Это интересно, но не имеет значения. В данный момент я в руках этих парней, и мне лучше бы думать о своих трудностях.
— Никогда не слыхал об этом международном соревновании, — вытаращил я глаза.
— Конечно, о нем не печатают в газетах, — улыбнулся Пако. — Если вы не слышали о нем, сеньор, то, наверно, потому, что вы не из нашего круга.
Гордое презрение, как у всех людей «его» круга, с которыми я долго имел дело. Да, мне нравился этот человек с автоматом и в рубашке-гуябера. Мне нравятся мужчины, которые гордятся своим товаром.
— Но сейчас, сеньор… — Он снова вернулся к делу, помахивая автоматом с беззаботной небрежностью, никуда не целясь. Отблески стали танцевали у меня перед глазами, и я увидел, не прозорливо, не слишком ясно, что попал в мир неприятностей. — Сейчас нам больше всего нужно от вас одно: местонахождение досок для виндсерфинга.
