— Так вы говорите, Стенли Бауэр?
— Да. Это имя всплыло у меня в памяти, как только я его увидел. Жаль, что больше я ничего не помню.
— А где вы с ним встречались?
— Из головы вылетело! — сказал Хоб, постучав себя по лбу. — Говорят, от голода человек делается забывчивым.
— Хоб! — произнес Фошон. Его голос из шутливого внезапно сделался угрожающим. — Не надо со мной играть!
— Это что, фраза из одного из ваших детективных романов? — поинтересовался Хоб. — А почему бы мне с вами и не поиграть? Я хочу жрать, и мне вовсе не улыбается возвращаться на бульвар Монпарнас и готовить чили. С чего это вы, французы, взяли, что чили — деликатес?
— Мы всегда путаем экзотическое с желанным, — ответил Фошон. — Это наш особый дар.
— О Господи! — Хоб уронил голову на руки.
— Как вам плохо! — сказал Фошон. — Ладно, не буду вас больше мучить. Идемте. Быть может, тарелка паштета освежит вашу память.
— Добавьте к этому утиное филе, — сказал Хоб, — и я расскажу вам, что произошло с судьей Крейтером.
— Comment?
[108]
— спросил Фошон, который вдруг ни с того ни с сего решил перейти на французский.
В «Пье дю Кошон» они не пошли. Фошон выбрал пивную «Липп» — ему вдруг захотелось choucroute garni.
[109]
«Липп», собственно, только называлась пивной, а на самом деле это был знаменитый старый ресторан на бульваре Сен-Жермен, напротив «Де Маго». Настоящий дворец: старинные потемневшие зеркала, янтарный свет ламп, хрустальные люстры, официанты в смокингах и шикарная публика — правда, ее в последнее время становилось все труднее отличить от публики, которая только пытается быть шикарной. Ну и, конечно, неизбежные немецкие туристы, неизбежные английские туристы и прочие туристы, которые в свою очередь начинали становиться неизбежными — особенно японцы. Хоб тоже заказал choucroute. Ему принесли огромную тарелку вкусной и сытной свинины с гарниром, хорошо сдобренной пряностями. Это, пожалуй, было лучшее, что подавали в «Липп». Когда и как французы успели возлюбить квашеную капусту и немецкие сосиски, оставалось загадкой. О таких вещах ни в одном путеводителе не говорится.
Фошон заказал белое бордо. Хоб возблагодарил Бога за то, что он создал Францию, где даже полицейские допросы ведутся за стаканчиком вина.
— Ну, так что там насчет этого Стенли Бауэра? — осведомился Фошон.
— Кого-кого? — переспросил Хоб.
— Человека, которого вы опознали.
— Опознал? Я? Слушайте, Эмиль, а вдруг я вообще все это сочинил? Специально, чтобы попасть в «Липп»?
— Хоб, это не смешно.
— Ну, я думал, вам хочется, чтобы я разговаривал более уклончиво, и почаще отвлекался на посторонние темы, как те частные сыщики в романах. А кроме циркачей, кто-нибудь еще хоть что-то видел?
— Свидетелей нет. Конечно, мы допросили народ в кафе «Аржан», где этот Стенли Бауэр сидел перед тем, как его убили. Поговорили с владельцем, который их обслуживал.
— Их?
— Перед самым убийством Бауэр разговаривал с каким-то типом.
— С каким типом? Как он выглядел?
— Он сидел в тени. Владелец его не разглядел. Просто мужчина. Он ушел. Вскоре после него Бауэр тоже вышел. Тут-то и появились машины.
— А про того, другого, ничего больше не известно? Цвет волос? Рост?
— Он сидел. И был в шляпе. Владелец даже шляпу описать не смог.
— Замечательно! — сказал Хоб. — И ради этого я пропустил вечеринку?
— А когда должны прийти гости? — поинтересовался Фошон.
— Простите?
— Ну, гости Мариэль, для которых вы собирались готовить чили.
— Да вот, наверно, как раз сейчас, — ответил Хоб, умело обматывая душистую, пропитанную вином капусту вокруг розового куска свинины перед тем, как отправить ее в рот, заесть куском хрустящего батона и запить глоточком вина.
— Либо вы мне все расскажете, — заявил Фошон, — либо я вызову жандарма, и он под конвоем отведет вас домой. Вы еще успеете приготовить свое чили.
— Вы не сделаете этого, инспектор! Ведь правда же, не сделаете?
— Жестокость французской полиции просто не укладывается в сознании англосаксов, — сказал Фошон с самодовольной улыбочкой. Он положил салфетку на стол и начал подниматься.
Хоб схватил его за руку. Фошон немедленно опустился на место.
— Шутить вы любите, инспектор, а сами шуток не понимаете!
— Ну, так рассказывайте про Бауэра.
— Англичанин. Лет сорока. Мой шапочный знакомый. Мы встречались на Ибице пару лет тому назад. У него там были приятели. Он у кого-то гостил… Погодите, дайте вспомнить. Ну да, у Элиота Тернера, актера.
— Вы знаете Тернера? — перебил Фошон.
— Да. А что?
— Я недавно смотрел ретроспективу фильмов с его участием в киноцентре на Монпарнасе. Что, он действительно такой сволочной, как его герои?
— Нет, гораздо хуже.
— Говорят, он жуткий бабник.
— Брешут. Отпетый педераст.
— Что, в самом деле? В фильмах он вечно увивается за чьей-нибудь женой.
— В жизни он вечно увивается за чьим-нибудь сыном.
— Так Стенли Бауэр был его приятелем?
— Наверно. Как я уже говорил, Бауэр жил на вилле Тернера в Сан-Хосе. В гостях. Я нечасто видел их вместе, но, полагаю, они либо были приятелями, либо же Бауэр шантажировал Тернера.
— Вы не знали, чем этот Бауэр зарабатывал себе на жизнь?
— Да он вроде бы ничем особо не занимался. Наверно, проживал семейное состояние. По крайней мере, сам Бауэр на это намекал.
— Намекал?
— Ну, если можно так выразиться. Бауэр частенько выставлял народу выпивку в «Эль Кабалло Негро» и хвастался своими семейными связями и тем, что его дед был близким другом Эдуарда Седьмого. Или еще какого-то Эдуарда, не помню. Но это он рассказывал американцам. Когда в кабачке присутствовал кто-то из Англии, Бауэр больше помалкивал. Не знаю, то ли он просто пускал пыль в глаза, то ли это был их хваленый английский юмор, такой тонкий, что того гляди порвется.
— Вы знали, что Стенли Бауэр торговал наркотиками?
Хоб покачал головой.
— Тогда хоть понятно, с чего вы им так заинтересовались! Вы уверены, что эта информация верная?
— На трупе нашли бутылочку с наркотиком, который он распространял. Наркотик новый. Недавно был обнаружен в Нью-Йорке. Вы знаете, что такое «сома»?
