– Гм... – покачал головой Вельмир. – По большому счету, мы ничего не знаем о том, откуда в наш мир попадают эти создания и сколько они живут. Вполне возможно, что сто тысяч лет для них – лишь малый отрезок жизненного пути, а может быть, само время движется в их вселенной как-то иначе... – Маг в волнении полез в карман и вытащил оттуда коробку папирос, но, вспомнив, что находится в комнате некурящего человека, принялся запихивать ее обратно в карман.
– Да ты кури, не стесняйся, – великодушно разрешил хозяин. – Окна распахнуты настежь – не задохнемся.
Вельмир извлек из коробки папиросу, прикурил от указательного пальца правой руки и, глубоко затянувшись, блаженно прищурился.
– Все-таки в этом что-то есть, – констатировал он, выдохнув дым из легких.
– В чем? – спросил Зенон.
– В табаке, конечно, – усмехнулся маг и пояснил: – Вроде бы дрянь горькая и для здоровья абсолютный вред, а мозги прочищает похлеще стакана крепкой настойки, производства нашей уважаемой хозяйки. Если серьезно, случаи внедрения демонических сущностей отмечались на протяжении всей истории Ультана. Однако это были, как правило, низшие существа, обладающие лишь зачатками интеллекта и не способные толком управлять действиями своей жертвы. Индивидуум, в которого внедряется примитивная инородная сущность, не может маскироваться среди соплеменников, поскольку неразумная тварь заставляет его совершать абсолютно нелогичные поступки. По этой причине не представляет ни малейшего труда выявить пострадавшего и с помощью нехитрых магических приемов изгнать демона из его тела. Мне и самому приходилось неоднократно принимать участие в процедуре изгнания, хоть профессиональным экзорцистом я и не являюсь. Я даже сделал для себя однозначный вывод о том, что они, по большому счету, являются несчастными жертвами обстоятельств и попадают в тело разумного существа скорее инстинктивно, нежели осознанно. Вне живого носителя всякая демоническая сущность подвергается мгновенной аннигиляции. По этой причине инстинкт самосохранения толкает демона, ненароком попавшего к нам, забиться в первое встретившееся тело и по возможности постараться вытеснить обитающую там душу, которой вне тела также не очень-то комфортно. Отсюда конфликт и полная несуразность в действиях и поступках субъекта, инфицированного демонической сущностью.
В нашем случае мы наблюдаем совершенно противоположную картину. Демон, пытавшийся вселиться в Лару Смола, – существо вполне разумное и вовсе не собирается конфликтовать с ее бессмертной душой – он ее попросту выбрасывает из тела, становясь полным его хозяином. Кроме этого случая нам доподлинно известно о существовании как минимум еще одного носителя высших демонов...
– Пяти. – Зенон перебил глубокомысленные рассуждения соседа, и пояснил: – Не далее как сегодня утром, сам Герхард Бен Розенталь обмолвился в моем присутствии о пяти случаях «странного зомбирования», отмечавшихся сотрудниками полиции. Кстати, о чем-то подобном мне поведал один мой приятель – вор-карманник по кличке Туз.
– Интересно – не успел толком приехать, а уже обзавелся сомнительными знакомствами, – улыбнулся маг. – Давай колись про своего приятеля-карманника.
– Видишь ли, Вель, Туз продулся в карты в пух и прах, вплоть до того, что оказался проданным в рабство, и тут какой-то тип сделал ему весьма заманчивое предложение – свобода взамен его бессмертной души. Излишне рассказывать, что Туз наотрез отказался даже начать предварительное обсуждение условий подобной сделки. Когда я рассказал об этом генералу, тот случайно обмолвился о том, что это пятый подобный случай.
– Па-анятненько, – пробормотал Вельмир, – чудеса, как из рога изобилия, нежданно-негаданно обрушились на безмятежный Кряжск. А? Чем тебе не начало для леденящего кровь романа ужасов? Ведь все признаки того, что в этих местах творится какая-то чертовщина, прямо перед нами. До приезда в Синегорье я считал, что все местные чудеса ограничиваются неожиданными появлениями разумных обитателей соседних вселенных, причем вполне адекватных по своей природе. Теперь оказывается, что в наш мир здесь проникают не только безобидные физики и драконы, но еще кое-что пострашнее.
– А может быть, те существа, которыми занимается твоя группа, всего лишь отвлекающий фактор, а основная опасность исходит совершенно с другой стороны? – высказал предположение Зенон.
– Вполне возможно, – терзая ногтями растительность на подбородке, задумчиво произнес чародей, при этом он ловко избавился от потухшего окурка, метнув его точным щелчком в распахнутое настежь окно. – Только для того, чтобы что-то предполагать, у нас еще очень мало фактов. Единственное, что можно утверждать с полной уверенностью, это то, что гости из Зазеркалья прибыли не с самыми добрыми намерениями.
– Из какого еще Зазеркалья? – спросил Зенон.
– Так, пустое. На днях мне рассказал наш Парацельс, что в его мире жил лет сто или сто пятьдесят тому назад один математик, который прославился сочинением сказок для детишек про некую страну, именуемую Зазеркальем, где все не так, как в обычном мире, а шиворот-навыворот...
– Извини, Вель, но потрудись для начала объяснить, кто такой этот Парацельс.
– Ну, тот самый студент-физик, о котором я тебе рассказывал в день нашего знакомства. Я тебя непременно с ним сведу. Кстати, давай-ка закончим наш разговор, поскольку за неимением достаточного количества фактического материала, он может перерасти в беспредметную болтовню двух дилетантов. Лучше я тебе кое-что покажу. – Вельмир оторвал свое массивное тело от облегченно скрипнувшего дивана и, заговорщически подмигнув Зенону, произнес игриво-напыщенным тоном: – Прошу вас, милостивый государь, проследовать вслед за мной в мои холостяцкие апартаменты.
«Холостяцкие апартаменты» оказались вполне уютной комнаткой, без обычного холостяцкого бардака в виде незаправленной постели и разбросанной тут и там всякой всячины: пустой стеклотары, предметов одежды, книг, тарелок с остатками ужина трехдневной давности и прочих вещей. Здесь было чисто прибрано, каждая вещь положена, повешена или поставлена именно на то место, где она должна находиться. На стене парочка картин какого-то новомодного абстракциониста, упражняющегося в поисках цвета, пространства и еще чего-то непостижимого для обыкновенного смертного.
– Ториэль, оригиналы, – похвастался Вельмир, указав рукой на полотна. – Приобрел по случаю и по дешевке лет двадцать назад у одного коллекционера. Знаешь, сколько они стоят теперь?
Зенон, никогда не интересовавшийся абстрактным искусством, молча пожал плечами.
– Тысяч по сто каждая, а может быть, и больше – я последние каталоги полгода назад видел.
– Неужели эта мазня стоит сто тысяч? – неподдельно удивился юноша.
– «Мазня», – передразнил уязвленный чародей, – много ты смыслишь в настоящем искусстве. Классика отжила свой век. Теперь на очереди сюрреализм, авангардизм, абстракционизм и другие «измы». Однако я не затем пригласил тебя, чтобы устраивать беспредметный диспут по поводу достоинств и недостатков современных художественных направлений, течений и прочих веяний. Подойди-ка к столу и глянь на эту штуковину!
