Я невольно улыбнулся его чистосердечному признанию.
— Но с другой стороны, я хочу, чтобы всё было именно так, как хочу я сам, — внезапно добавил Малдо. — И на кой мне сдались слава и любовь, если получу их не за настоящее чудо, которое хочу показать всему Миру, а за очередное популярное место развлечений? Поэтому я решил: надо делать лучшее, на что способен, не беспокоясь, понравится это публике или окажется слишком сложным для неё. Кто останется равнодушным, сам виноват. Верно я говорю?
— Если бы ты говорил иначе, это был бы уже не ты. А какой-нибудь другой человек. И вряд ли с ним было бы так интересно.
— Спасибо, — просиял он. — Это именно то, что я хотел от тебя услышать. Слово в слово! Отлично. Теперь я вообще ничего не боюсь.
— Вообще ничего? Отлично. Тогда пошли, прокачу тебя в амобилере.
— Чтобы не зазнавался? — подмигнул Малдо.
— Считай, что так. Хотя…
Но говорить мне не дали.
«Как ты думаешь, если человеку снится, что он сидит в колючих кустах, закрыв глаза и обхватив руками голову, это тот самый случай, когда надо звать тебя?» — спросил Нумминорих.
«Думаю, да, — обречённо согласился я. — Как улица-то называется?»
«Жареная. Угол Варёной. И нет, я не издеваюсь».
«Верю, своими глазами видел. Там ещё неподалёку Сырой переулок есть. Хотел бы я знать, кто придумывает названия улиц!»
«По-разному бывает, — принялся объяснять Нумминорих. — Это может быть и личное Королевское решение, и пожелание застройщика, и идея одного из жителей. Право назвать улицу иногда даруется в качестве награды или покупается у города; кстати, довольно дорогое удовольствие, я узнавал. И ещё существует такая специальная комиссия при Управлении Письменными Договорённостями, которая может утвердить или отклонить любое предложение, кроме, конечно, Королевских, которые принимаются без возражений…»
«Спасибо, друг. Но вообще-то вопрос был риторический. И выражал, во-первых, возмущение дурацкими названиями, а, во-вторых, желание хоть немного оттянуть неприятный момент, когда придётся заняться делом. И это я, конечно, зря. Сейчас буду».
— Не прокачу я тебя, — сказал я Малдо. — Внезапно появилась работа. Поэтому зазнавайся дальше. Ты гений, тебе можно.
Лицо гения вытянулось, явив Миру жалобную гримасу всеми покинутого сироты.
— А твоя работа — это надолго? — спросил он. — Я бы сейчас чего-нибудь выпил на радостях. И лучше с тобой, чем без.
— Работы там, скорее всего, на пару минут, — честно сказал я. — Засада однако в том, что сделав её, я сойду с ума.
— В смысле?
— Безумием буду пахнуть, какой тебе ещё нужен смысл?
— Ничего себе у тебя шутки.
— Да какие шутки, — поморщился я. — Впрочем, к вечеру запах безумия пройдёт. Или даже раньше, посмотрим. А может, повезёт, и вовсе без него обойдётся. Тогда пришлю тебе зов.
Малдо растерянно моргнул. Я виновато развёл руками, повторил про себя адрес: «Жареная улица, угол Варёной, кусты», — и покинул Дворец Ста Чудес. Тёмным Путём, конечно, чего тянуть.
Это меня и подвело. В том смысле, что из Куманского павильона я шагнул прямёхонько в заросли декоративного кустарника.
Колючего декоративного кустарника, вот в чём беда. Не надо было о нём вспоминать.
— Ох, что ж ты так!.. — схватился за голову Нумминорих.
— Зато буду теперь весь в шрамах, как настоящий герой, — сказал я, пытаясь выбраться из кустов с минимальными потерями. То есть, в изодранном в клочья лоохи, вусмерть исцарапанным, но всё-таки не одноглазым. И вообще живым.
Это мне, как ни странно, удалось.
— Ну и где твой спящий красавец? — спросил я.
— Исчез, как только ты появился. Потому что вообще-то ты свалился прямо на него. Может быть, он проснулся от неожиданности? И поэтому исчез?
— Может быть, — вздохнул я. — Надеюсь, это случилось вовремя. В смысле, он не настолько чокнулся от какого-нибудь своего страха, чтобы…Ай, ладно. Всё равно этого мы с тобой никогда не узнаем. Исчез и исчез, точка. Этого не изменить. Можем гулять дальше.
— Он исчез, а запах-то остался, — растерянно заметил Нумминорих.
— Погоди. Какой запах? Абилат говорил, спящие безумием не пахнут, даже когда сходят с ума. Я поверил ему на слово, поскольку сам всё равно не различаю, ты знаешь.
— Нет-нет-нет, не запах безумия, что ты. Запах этого сновидца. Он был довольно странный, ни на что не похож. И почему-то до сих пор ощущается. Хотя немного изменился… Слушай, нет, я понял! Это был не один запах, а смесь. Личный запах спящего, который теперь исчез. И ещё один. Вот он-то и остался. Наверное, этот сновидец просто в чём-нибудь перемазался по дороге. В смысле, пока ему снилось, как он сюда идёт. Такое вообще возможно?
— Наверное, — я пожал плечами. — С этими спящими никогда заранее не знаешь, что возможно, а что нет. Ещё вчера я понятия не имел, что они способны совершенно самостоятельно, без помощи внешних обстоятельств, воображать себе какие-то дурацкие кошмары, да ещё и с ума от них сходить…
— Так, стоп, — внезапно перебил меня Нумминорих. — Будешь смеяться, но теперь этот странный запах исходит и от тебя.
— Час от часу не легче. Он хотя бы не очень противный?
— Совсем не противный, — утешил меня Нумминорих. — И слабый, так что кроме меня и собак никто не учует.
— Слабый и приятный?
Я, грешным делом, подумал — а вдруг это запах куманского наваждения? Я бы совершенно не удивился, если бы он ко мне прилип, очень уж достоверными были ощущения в этом грешном Куманском павильоне. Ну всё-таки Малдо даёт!
Но Нумминорих отрицательно помотал головой.
— И не приятный. Вообще никакой. Нейтральный. И ни на что мне знакомое не похож. Совершенно точно никогда прежде ничего подобного не нюхал, представляешь? А думал, в Ехо уже не осталось запахов, которые могли бы меня удивить… Погоди. В смысле, стой, не двигайся. Дай мне разобраться.
«Разобраться» в исполнении Нумминориха означало тщательно обнюхать меня с головы до ног. Теоретически, я знаю, что для нюхача вроде него это совершенно нормальный поступок, обязательная часть работы, иначе никак. А на практике всё равно заржал, вообразив, как мы выглядим со стороны.
Нумминорих не обратил на моё веселье никакого внимания. Привык.
— Это твои сапоги пахнут, — наконец сказал он. — Значит, ты просто во что-то такое в кустах наступил… Ха! Я даже вижу, во что именно. Какой-то порошок.
— Что?
— Голубой, блестящий. И в траве поблескивает. И дальше, в кустах.
— Что за порошок-то?
— Понятия не имею. Говорю же, впервые в жизни слышу его запах. Но почти уверен, что это не еда, не яд, не лекарство. И не… И не всё остальное. Таково моё экспертное заключение. Извини.
