А это совсем уж плохо. Жар в случае ранений — первый признак воспаления. Вокруг раны начнет краснеть и опухать кожа, дальше цвет становится хуже и хуже, пойдет скверный запах, гнойные выделения и чернота омертвения. Все закончится смертью, и смерть будет очень нелегкой. А он здесь совсем один, некому будет даже последнюю чашу воды поднести.
Неужели мальчишка запачкал наконечник дерьмом, как делают дикари на южных островах, или смазал его ядом? Тогда точно хана, от такого даже хорошие врачи не всегда спасти могут. Есть, конечно, маги с умениями врачевателей, но эти снобы никогда не снизойдут до Бартолло, да и они не всемогущи.
К тому же до ближайшего такого мага надо добираться не меньше двух месяцев, а если не повезет с попутными ветрами, так и на полгода путь затянется, если не больше.
Может, попробовать прижечь рану? По слухам, иногда помогает. Раскалить как следует нож, сунуть в рот деревяшку и сжать зубы, чтобы не раскрошить эмаль и не позволить крику вырваться из горла.
Шуметь не хотелось. На этом берегу заросли кустарников обычного вида, местами даже глаз радуют, зато на другом протягивается опушка того самого непростого леса. Такие жуткие дебри Бартолло даже в кошмарных снах не мог представить. Именно там его и подстрелили, причем он, несмотря на взведенный арбалет, не сумел отомстить. Мальчишка продырявил ему бедро и ушел безнаказанным.
Рад небось. Тварь…
А это что еще такое?! Где-то там, в дебрях кошмарного леса, затрещали ветки. Настоящие ветки, а не те прутики, что трескаются под поступью человека. По таким даже толстяк пройдет, оставив целыми.
Лось? Зубр? Бартолло готов был поспорить на что угодно, не они. Там что-то куда крупнее. И страшнее.
Некстати вспомнились рассказы глупых дмартов о том, что в здешних лесах живет чудовище, которое они называют просто и уважительно: Зверь. И о том, что здешний монстр не привечает чужаков в своих владениях, он тоже вспомнил.
Какого демона они вообще поперлись в этот проклятый лес?! Мальчишка здесь не выживет, каким бы хорошим охотником ни был. Так зачем убивать того, кто и сам подохнет?!
Шум, создаваемый неведомым зверем, начал удаляться. Вскоре Бартолло перестал его слышать, как бы ни напрягал уши.
От сердца отлегло. Ведь начни зверь приближаться, Бартолло даже убежать не сумеет. Разве что поползет, поскуливая от боли в потревоженной ноге.
Дирт, чтоб он сгнил заживо, превратил бывалого воина в почти беспомощное существо.
Губы Бартолло растянулись в подобие улыбки, его посетила неожиданная мысль. Спустя время, если для него все хорошо закончится, он будет всем желающим рассказывать, как его своей рукой подстрелил главный претендент на престол. Сын той самой принцессы Дайри. Упрямой, донельзя стервозной, заносчивой и самой красивой женщины, какую видела столица. Причем законнорожденный сын. Никто во всей империи даже не подозревает о его существовании, а мальчишка тем временем выпустил стрелу в Бартолло, и не только в него. Тот еще очень легко отделался, к другим уже черви принюхиваются.
Да, рассказ выйдет что надо. Никто во всем свете не сможет похвастать подобными приключениями. Претенденты на престол не имеют привычки носиться по диким лесам, постреливая при этом из луков. Охоту, конечно, любят многие из них, но честную: с загонщиками, с борзыми псами, с ревом горнов и солнечными отблесками на остриях рогатин.
Рассказ Бартолло станет пользоваться успехом. Тем более что он будет подкреплен шрамом и словами многочисленных очевидцев.
Плюс императорская награда. У него, пожалуй, появится свой замок и пара деревенек с работящими крепостными. А может, и больше. Жену возьмет скорее всего рыжую: ему такие всегда нравились. И плевать, что Братству Пауков это строго запрещено, — указы императора и не такие запреты отменяли.
Честная отставка, жизнь в свое удовольствие, день за днем, ни в чем себе не отказывая и не подчиняясь глупым приказам тех, кого не очень-то уважаешь.
Служба Бартолло нравилась, но не признать того, что она изрядно поднадоела, нельзя, слишком много неприятных моментов затеняют все прелести. Эта стрела — тревожный звоночек. Братья нечасто умирают свой смертью, а вот ему хотелось встретить последний день в теплой постели, окруженным молоденькими смазливыми сиделками и заботливой родней.
Ребятишек надо настрогать штук восемь, меньше смысла нет. Будет потом кому приглядеть за спокойной старостью папаши. И жену надо взять не просто рыжую, а с мясистым задом, из таких хорошие мамочки получаются. И плевать, что на морду они редко бывают симпатичнее коров. Если надо, Бартолло и дыру сортирную обрюхатит, не то что толстую уродину в юбке. А захочется чего красивого, так парня при деньгах все шлюхи рады полюбить, да и порядочные продаются, вопрос лишь в цене.
Белых и желтых монет у него будет столько, что можно курам подсыпать.
Все эти мысли забивали голову Бартолло не просто так, а пытаясь заглушить боль. Получалось плохо, но он продолжал стараться. Будет совсем уж хреново, если до ночи не успокоится. Уснуть, когда развороченное бедро ритмичными рывками терзают клыки взбесившейся собаки, непросто.
Сладкие мечты не мешали ему следить за обстановкой, ведь Бартолло ни на грамм не доверял этому месту. Пусть он пока не видел здешних зверей, это не означает, что их нет. Даже простой медведь в его положении — это та еще проблема. А ведь они любят наведываться при самом слабом запахе крови, а уж если рана гноится, так тем более. Но косолапых Бартолло опасался в самую последнюю очередь.
Среди этих уродливых деревьев должны бродить такие же кошмарные твари. И они, наверное, уже знают, что на опушке их леса затаился вкусно пахнущий чужак. Ему то и дело мерещилось подозрительное движение между свисающими до земли бородатыми прядями омерзительно выглядевшего мха. И кровожадные взгляды тоже мерещились. Порыв ветра сбил подгнившую ветку, она с шумом упала неподалеку, отчего сердце Бартолло сделало попытку удрать в пятки.
Если ребята не вернутся за ним в ближайшее время, он свихнется. В таком месте невозможно оставаться нормальным человеком. Здесь бродят монстры, под ногами которых деревья ломаются, будто сухие соломинки. Он так же беззащитен, как цыпленок в гнезде голодного ястреба.
Как будто мало ему простреленного бедра…
Вот снова негромкий треск в зарослях. Опять сучок или шишка упала? Или кто-то, медленно подбираясь, неосторожно наступил на сухую ветку? А может, специально это сделал: предупреждает, запугивает, а сам настолько уверен в себе, что не боится выдать свое присутствие.
Проклятая нога! Да чтоб она сгнила и отвалилась! Болит просто невыносимо!
— Бартолло, как твоя нога? Не болит? — вкрадчивым мальчишеским голосом поинтересовались со стороны опушки.
Странно, но после такого вопроса нога болеть перестала. Мало того, Бартолло даже думать о ней перестал. Его теперь терзали совершенно другие заботы, куда более неприятные. Перевалившись на бок, он выставил перед собой арбалет и, злобно гримасничая, громко заявил:
