Я передал в окошко монеты и получил две короткие булки, разъятые и выскобленные внутри. В них были лук, и поджаренный сыр, и полоски козлятины, увенчанные салатом из петрушки с мятой и спрыснутые лимонным соком.
– Как тебе нравится здесь? – спросил Деган, после того как откусил в четвертый раз.
Я мотнул головой в сторону шумного дверного проема. Оттуда как раз вывалились трое мужчин.
– Недавно я прошерстил это гнездо, искал на тебя наводку. Безуспешно, но все в итоге, когда уже поздняя ночь, переползают за хавкой сюда.
Троица, как на заказ и словно стремясь подтвердить мою правоту, уже полезла в рукава и кушаки за деньгами.
Деган покачал головой и откусил снова. Я повел его от окна поглубже в ночную тьму.
Глядя на человека, который шел рядом и ел на ходу, я почти ощутил возвращение старых добрых времен, но был не настолько глуп. Между нами присутствовало напряжение, неловкость под некогда непринужденным молчанием. Я знал, что дело отчасти объяснялось его мечом – осязаемым, зримым свидетельством моих промахов и его выбора, которое я нес на спине, а он мог дотянуться рукой. Мне было ясно, что клинок не упростит положения, но я не мог оставить его невесть на кого, а если бы и решился, то не знал, смогу ли за ним вернуться.
Но меч – полбеды, еще имелась неопределенность. Даже в самую первую встречу, когда он едва не убил меня, а я его чуть не отравил, мы не испытывали столь тягостной неуверенности. Он не доверял мне, а я ему, но это было честное недоверие, порожденное незнакомством и обычной уличной настороженностью. Сейчас получалось иначе. Сейчас мы столкнулись с предательством и раскаянием, воспоминаниями и домыслами об упущенном.
Молчание казалось тяжелым до неподъемности, но слишком хрупким, чтобы не трогать. Оно грозило либо раздавить нас, либо порезать до кости, если его нарушить.
Как обычно, Деган первым сунулся в брешь.
– Итак, – произнес он, проглотив последний кусок, – насколько я понимаю, ты возвращаешься в Илдрекку?
Я вопросительно посмотрел на него, затем прикинул в уме.
– Насколько понимаю я, ты слышал о прослушивании?
– Слышал? Я был там.
– Ты был там?
– В этом городе мало имперских театров – приходится довольствоваться тем, что есть. – Он откашлялся и сплюнул пару крошек. – По-моему, Птицеловка была недурна.
– Кто знал, что она актриса? – улыбнулся я.
– Впрочем, тебя не заметил.
– Так и было задумано.
– Прискорбно. Ты был бы хорошим Баббой.
Я фыркнул. Баббой звали говорящего мула деспота. Этот джанийский троп был из рода тех, что представлялись мне бессмыслицей.
– Подмостки не для меня.
– Да, ты предпочитаешь играть за кулисами. Не против, если я поинтересуюсь подоплекой этого представления?
– Мне понадобился отвлекающий маневр.
– Столько шума, чтобы подставить одного преступника? – Деган удивленно взглянул на меня.
– Это была только часть замысла.
– А другая?
– Деган Слоновая Кость.
– Слоновая Кость? – Он схватил меня за руку. – Ты нашел его бумаги?
– Бери выше, я нашел его самого.
– Что ты имеешь в виду?
Я в последний раз откусил от булки и отшвырнул остаток.
– То, что он жив, – ответил я, глотая. – Дышит. Даже разговаривает. – Я улыбнулся, глядя на Дегана снизу вверх. – Представь себе, вместо того чтобы найти… эй-эй!
Прежде чем я успел сообразить, что происходит, Деган оттащил меня на несколько шагов в потемки оплетенного лозами арочного прохода. Позади нас вкрадчиво благоухал спящий сад. Аромата почти хватило, чтобы заглушить внезапный запах пота, которым потянуло от мечника.
– Деган! – сказал я, высвобождая руку и берясь за рапиру. – В чем дело, черт побери?
– Ты его видел? – спросил он, шаря взглядом по улице и всматриваясь во тьму. – Он знает, что ты его вычислил?
– Знает ли он?.. Погоди. – Я отступил, чтобы лучше видеть его. – Выходит, ты знал, что Слоновая Кость жив?
– Выразимся так: подозревал. – Деган не спускал глаз с улицы.
– Подозревал? С какого перепугу ты мог заподозрить, что человек жив через двести лет после того, как должен был помереть?
– Люди разное говорят.
– Говорят? О чем говорят? Какого дьявола ты не сказал мне, что полагаешь, будто по Эль-Куаддису разгуливает двухсотлетний Деган?
– Я надеялся, что ошибаюсь. – Помедлив, он добавил: – И также рассчитывал, что ты уйдешь.
– Поздравляю, мимо в обоих случаях.
– Вот я и вижу. Как ты его отыскал?
– Оказалось, он служит секретарем у визиря Садов Муз. Я отчитывался перед ним об успехах труппы с того момента, как мы попали в Старый Город.
– Кем-кем он служит? – Деган покачал головой. – Поразительно! И он просто взял и сказал тебе, кто он такой?
– Конечно нет. Я выяснил сам.
– Как?
– Ну, меч его увидел, например…
– Его меч все еще при нем? – Взгляд Дегана метнулся к клинку у меня за спиной.
– На стене в кабинете. Очевидно, не все покидают орден, оставив клинок валяться в горящем здании склада.
Деган скрипнул зубами. Согласен, что реплика была не из добрых, но я еще не остыл от злости на то, что мне не сказали о Слоновой Кости. Теперь, наверно, поквитался.
– Думаю, этого хватило, – проскрежетал Деган.
– Если бы я знал, что он жив, то да. Но у меня не было причины подозревать, что Слоновая Кость и сейчас представляет собой нечто большее, нежели кучка праха. Он назвался только после того, как я вломился к нему ночью, обшарил библиотеку и приставил клинок к его дворецкому.
– Значит, вы побеседовали.
– Мы говорили долго.
– И что?
– Он хочет увидеть тебя.
– Держу пари, что хочет. – Деган издал смешок и снова переключил внимание на улицу.
– Я не о том, Деган.
– Неужели? Перед уходом из ордена Деган Слоновая Кость перерезал полдесятка сестер и братьев. А после очень внятно дал понять, что сделает то же с любым, кто явится по его душу. Я сомневаюсь, что этот настрой изменился, пусть даже через столько лет.
Я вспомнил об ученом с повадками воина. Обе личины поразили меня усталостью, а то и покорностью. Мне показалось, что прошлое, сжигавшее его изнутри, давно перегорело.
– Два столетия – долгий срок.
– Не такой, как ты думаешь.
– Он не исключает, что вернется в Илдрекку.
