Деган наградил меня долгим и тяжелым взглядом. Затем изучил свой меч за моей спиной. Потом снова меня.
– Ладно, – наконец кивнул он. – Я знаю, потому что был там.
– Где?
– Там, где Слоновая Кость поместил свою душу в меч. И еще раз, когда присягнул Люсиен. И потом, при Клятве всего ордена служить империи, а через нее – императору. – Деган улыбнулся с тоской и скорбью пополам. – Я был там, когда мы все стали Деганами.
– Что?! – Я остановился так резко, что чуть не навернулся. – Но ты в таком случае… тебе…
– Двести сорок два года, – подсчитал за меня Деган.
– Сколько?!
– Может, хватит орать? – Он кивнул на ворота. – Мы и так привлекаем много внимания.
Я не противился, пока он вел меня мимо хмурившихся стражей и дальше, во второе кольцо Старого Города.
– Двести сорок два года?! – повторил я, едва мы отошли достаточно далеко.
– Плюс-минус. Зависит от календаря. Я родился при старом Вистрианском стиле, в котором было на шесть дней меньше в году, чем в имперском. В его исчислении я…
– Двести сорок два?! Но как, черт возьми, тебе удается?..
– Так же, как Слоновой Кости, – ответил Деган уже напряженнее. – И Серебру. И Меди. И Нефриту. Точно так же как я был знаком с Железом больше двух веков, пока не убил. Мы дали Клятву, положив одну руку на клинок Слоновой Кости, а другую на собственные, и соединили наши жизни со служением и сталью. – Он отвернулся. – Связали наши души.
– Ваши… – Внезапно тяжесть его меча показалась мне не такой уж малой. – Ты хочешь сказать, что твоя душа заключена в твоем клинке?
Деган не ответил, но это было и незачем. Выражение его лица было достаточно красноречиво.
– А остальной орден?
– То же самое.
Я повел плечами, и моя ноша качнулась. Меня вдруг замутило. Я указал большим пальцем на рукоять, торчавшую из-за спины.
– Ты вряд ли…
– Я же сказал: он мне не нужен. Он больше не мой, не мне и владеть.
– Но это твоя душа!
– Она была отдана во имя службы ордену. Я больше не в ордене. Значит, она уже не моя.
Мои похолодевшие потроха вернулись к жизни.
– Не будь идиотом, мать твою так, – сказал я.
– Прошу прощения?
– Завет не завет, а это твое. – Я снял его меч, протянул ему. – Черт, да мне и не придумать ничего, что было бы твоим больше, чем этот клинок! Это все, что ты есть и чем был двести лет. Ты не можешь выбросить его из-за одной ошибки.
– Это была не ошибка, а выбор. – Деган отступил назад, подальше. – Выбор, который открыл ордену путь к единению. Я знал, что делал, еще до того, как принял твою Клятву. Я знал, чем рискую, но решился. Ценой этого выбора стал отказ от того, чем я был.
– Как бы не так! – парировал я. – Сейчас ты попросту жалеешь себя. Даже Сталь говорит, что орден готов передраться из-за императора и новая кровь – вопрос только времени.
– Раз ты намерен верить Стали, то…
– Я не закончил, – возразил я и шагнул вперед, а Деган попятился от своего старого клинка, словно боялся обжечься. – Да, ты убил Железо, но сделал это из желания спасти империю, которую поклялся защищать. Может, отчасти и думал, что это поможет ордену, – черт тебя знает! Главное, не нужно отдавать ради этого душу. Клинок Слоновой Кости до сих пор у него, а он замочил побольше Деганов, чем ты; держу пари, что и Сталь продолжает расхаживать со своим. – Я сделал еще один шаг. Деган дрогнул, как норовистый конь, но решил остаться на месте. – Тебе не обязательно отбрасывать себя прежнего только из-за того, что ты стал другим. – Я громыхнул мечом в ножнах. – И это незачем выбрасывать лишь потому, что ты не можешь быть Деганом.
Деган неотрывно смотрел на меня, на свой меч. Где-то над городом крикнула птица – должно быть, пустынная сова.
– Это не так-то просто, – молвил он.
– Просто и не бывает, – отозвался я. – Уж мне-то известно.
И приставил меч к его груди.
Деган оцепенел. Его зрачки пуще прежнего расширились в темноте, а дыхание участилось под нажимом клинка. На верхней губе выступил пот. Дрожащие руки повисли в воздухе по бокам от меча. Я надавил сильнее. Он хватил ртом воздуха.
Затем неожиданно отступил.
– Нет, – произнес он, роняя руки. – Не могу.
– Почему?
– Потому что, будучи Деганом, я не сумею помочь ордену.
– Что это за белиберда?
– Я не могу взять у тебя этот меч. Идем отсюда.
– Это не ответ, – сказал я, когда он снялся с места.
– Утешься тем, что есть.
Чертыхаясь, я приладил меч обратно. От тяжести не то чтобы скривился, но она меня не порадовала. Есть что-то неприятное в том, что посторонняя бессмертная душа елозит по твоим почкам и отвлекает прежде непредставимым образом.
Вскоре мы добрались до маленькой площади перед Собачьими воротами, и та показалась странной. О да, она оставалась на редкость смрадной, и по краям бродили дворняги, но не было никаких стай, а также лая, визга и рыка превосходства и подчинения.
– Проблема? – спросил Деган, когда я остановился неподалеку от входа на площадь.
– Возможно.
Когда я покидал парк, меня остановил у ворот чери-баши с четырьмя стражами под его началом. Прочитав письмо Хирона (дважды), сей командир уведомил меня, что человек, стоявший в карауле, исчез, а в парке произошли, судя по слухам, какие-то беспорядки. Не было найдено ни следов непотребства, ни часового, однако охрану усилили. Коль скоро у меня был пропуск Хирона, я не стал волноваться о том, как вернусь, но сейчас, взирая на пустынную площадь и световой круг от факела возле безлюдных ворот, исполнился растущего подозрения и подумал, что доступ в парк окажется не главной проблемой.
Подозрение превратилось в уверенность, когда я увидел за воротами невысокое нахохленное существо, приблизившееся к выходу. Оно толкнуло мордой железную створку, расширив проем, которого я прежде не приметил, и затрусило по площади. Это был пес из переулка, и в пасти он нес окровавленную босую ступню.
– Нет, скажу наверняка, – произнес я, когда тот исчез в боковой улочке. – У нас действительно проблема.
34
Их было четверо. Сразу не скажешь, потому что собаки отменно потрудились над телами стражников, но выглядело так, словно все они погибли буквально от нескольких ударов мечом. Быстрая результативная работа. Деган едва задержался, чтобы взглянуть на них, покидая круг факельного света. Я наскоро проверил будку, пусто ли там, и последовал за ним.
Собаки рычали и скалили алые зубы, но не трогали нас.
Я не стал спрашивать, кто покрошил часовых; мы оба знали ответ.
