И быть расчетливыми в смысле оплаты как кровью, так и ценностями.
Меня тревожило именно последнее.
Я посмотрел в забранное окно и не увидел ничего, кроме синего неба и верхушки пальмы.
– Итак, в Эль-Куаддисе – где конкретно? – спросил я по-прежнему тихо.
– В королевской артистической резиденции. Мне не выговорить по-джанийски, но сказывают, что это переводится как «Пристанище Муз». Похоже, что здесь собраны все игрушки, способные развлечь падишаха. – Птицеловка осторожно потерла висок. – Тобину и его компании здесь нравится.
– Очень надеюсь. Как твоя голова?
– Болит.
Я выждал, но большего не дождался. Взгляд, посланный мне Птицеловкой, доходчиво показал, что быстрого улучшения не предвидится. Я прикинул, не надавить ли, и решил, что сил пока маловато. Я снова оглядел комнату.
– Так не годится, – произнес я негромко. – Мы должны быть свободны в передвижениях, если хотим найти Дегана.
Не говоря о том, чтобы пристроить посылку Джелема. В поэтической резервации падишаха это невозможно.
– Я разузнала насчет этого, – ответила Птицеловка.
– И что?
– Мы имперцы. Мы можем остаться в Имперском квартале, если хотим. На самом деле мне кажется, что это устроит их больше.
А Имперский квартал находился в Старом Городе, и это означало, что мы располагали доступом в Эль-Куаддис, не будучи обязанными отчитываться перед Хироном.
– Ну что же, в таком случае… – начал я.
– Но мы не можем уйти, пока не получим падишахский патронаж, – перебила Птицеловка.
– Постой, а разве не его милостью мы здесь очутились?
– Нет. Сейчас мы под присмотром визиря. Оказывается, первая аудиенция дает лишь право на вход. Нам нужно выступить перед падишахом Язиром, чтобы заслужить его благосклонность.
– Значит, нам отсюда не выйти? – Я повернулся к Хирону и повысил голос: – У нас испытательный срок до выступления перед падишахом?
– Нет-нет, никакого срока. – Тот закрыл книгу, на сей раз не заложив ее пальцем, и направился к нам. Похоже было, что наше с Птицеловкой время вышло. – Однако в мудрости своей его высочество считает за лучшее держать возможных протеже вместе, особенно если они новички в Эль-Куаддисе, не говоря о Джане. – Он указал на город за окном. – В Старом Городе много соблазнов, и не все его гости… мм…
– Опытны?
– Просвещенны и подготовлены, как вы и госпо… Птицеловка Джесс. Пока вы не поступили полностью на иждивение к падишаху, деяния одного будут считаться отражением общих и соответственно судиться визирем.
– Как именно судиться?
– Сурово. Визирю мало дела до балаганов.
– А до имперцев?
– По сравнению с ними актеры суть потомки богов.
Я наградил Хирона скептическим взглядом.
– Я исключение, – добавил он.
– Не сомневаюсь. Что, если мне вздумается переселиться в Имперский квартал?
– Я отвечу, что добро пожаловать, но только со всей труппой.
– Тобин не захочет, – заметила Птицеловка.
– Ты уже говорила.
Я подвинулся на постели и подтянул ноги. С ними был полный порядок. Я оперся на плечо Птицеловки, и она помогла мне встать.
– Как ощущения? – спросила она, поддержав меня за локоть.
– Голова чуть кружится, – ответил я, – но в остальном готов уходить.
Склонив голову набок, я потянул шею и ощутил знакомую ломоту в основании.
– Моего кисета с ахрами здесь, разумеется, нет? – обратился я к Птицеловке.
– Позвольте мне, – вызвался Хирон.
Он сунул книгу под мышку, полез в карман и вынул шкатулку слоновой кости величиной с ладонь. Затем подцепил большим пальцем торцевую панель. Внутри было несколько отделений, и в каждом находились зерна ахрами. Он отсыпал немного в горсть.
– Какие сорта предпочитаете – йаренн, ото, барбаратти или чо-лан?
Я уставился на это изобилие, и рот наполнился слюной. По-моему, даже дернулся глаз.
Хирон улыбнулся и отсчитал дюжину зерен.
– Тогда на пробу, – предложил он. – Советую начать с ото, поскольку вы путешествовали и давно не пробовали свежеобжаренных. Потом, пожалуй, можно чо-лан. Дайте мне знать, какие понравятся, и я принесу еще. – Он положил в мою ладонь двенадцать зерен и опять улыбнулся. – Подарок земляку.
Я взял зерно ото – посуше, слегка обжаренное, и положил под язык. Сердце забилось в предвкушении, и я едва удержался от того, чтобы не раскусить его тотчас.
Хороший парень Хирон, решил я.
– Скажи мне, – произнес я, следя за каждым жестом чиновника, покуда тот прятал шкатулку в карман. – Что нужно натворить, чтобы всю труппу вышвырнули из Старого Города?
– Все висит на волоске. – Хирон задумчиво уставился в пол. – Особенно для имперцев. То, за что джанийский поэт удостоится порицания, имперцу может аукнуться изгнанием или тюрьмой. В общественных установлениях и обычаях, не говоря о делах чести, запутаться очень легко. С кастовыми трениями тоже беда. – Хирон посмотрел на меня. – На твоем месте я бы придерживался того, что знаю. Вел бы себя как имперец, то есть чужеземец, если ты понимаешь, о чем я говорю. Так будет лучше для всех.
– Понятно, – сказал я. – А если выяснится, что кое-кто в труппе был связан, допустим, с Закуром? Или с другим криминалом?
– С имперским Кругом, например?
– Ну да, почему бы и нет?
Птицеловка сдвинула брови. Я чуть повел подбородком, давая знак подождать.
Хирон оценил меня взглядом.
– Скажу так, – произнес он медленно. – Этого мало для отмены прослушивания, но мне было бы намного спокойнее, если бы такие люди не общались с другими иждивенцами падишаха, хотя бы из соображений нравственности. В конце концов, мы не можем допустить, чтобы те вступали в сношения с нежелательными лицами – по крайней мере, не в открытую.
– В таком случае, – ответил я с улыбкой, – боюсь, что у меня есть для тебя ужасные новости…
16
– Ты хочешь сказать, что он вообще ничего не объяснил? – спросил Тобин, с трудом тащившийся рядом.
– Ничего, – подхватил я и развел руками. – Секретарь визиря твердил одно: теперь, когда я достаточно поправился, чтобы ходить, нам придется покинуть парк падишаха и перебраться в Имперский квартал.
– Это бессмысленно. – Тобин покачал головой. – Живут же там другие соискатели! Мы-то чем хуже?
– Всего лишь догадка – много ли там имперцев? – Я положил руку на плечо вожака труппы и чуть склонился к нему.
– Нету таких, – зыркнул на меня Тобин.
