Когда дело касалось ночного зрения, я лгал привычно и тем успокаивался, но нет, сейчас я понимал, что только правда позволит мне выбраться отсюда целым и невредимым. Как таковая она меня мало заботила, но куда денешься?
– Я не могу вам помочь, – сказал я.
Рука Арибы соскользнула с бедра и задержалась у кривого сгущения тьмы на поясе. Моя потянулась к сапогу и нащупала пустоту. Опа! Она забрала свой кинжал.
– Не можешь или не хочешь? – спросила она, коснувшись рукояти.
– Не могу. Цена передачи слишком высока.
– Цена? Какая цена? Ты либо сам владеешь секретом джинновых масел, либо знаешь того, кто владеет. Если дело в…
– Нет, – перебил ее дед. Теперь он изучал меня с видом вора, рассматривающего запертый сейф. Мне было плевать. – Прислушайся к тому, что он сказал: для него чересчур высока цена передачи. Речь не о том, чтобы научить, а о том, чтобы дать. Я прав, имперец?
– Если отдам, то лишусь, – кивнул я.
Он провел пальцем по бороде. Звук был как пемзой по пергаменту.
– Твое ви́дение не угасает, да? Не покидает тебя, как Львов, когда минуют день и ночь?
– Нет.
– Тогда ты не обладаешь темным ви́дением – во всяком случае, не в нашем понимании.
– Нет.
Снова шорох, снова пристальный взгляд. Затем отрывистый кивок.
– Ты не тот ответ, на который я рассчитывал. – Старик качнулся назад, вперед и вскочил на ноги. – Такой ты мне ни к чему.
Я тоже встал, с меньшими проворством и грацией.
– Что означает?..
– Ариба, ты позаботишься об этом? – Дед снова прикрыл лицо куфией.
– Позабочусь. – Та отвесила земной поклон.
Проклятье! Меня пускали в расход.
Я отступил на шаг. Сейчас в помещении было светло, и мне стало труднее, так как мы уравнялись. И все же он был стар, а она сидела; если мне удастся обогнуть его и быстро ударить Арибу в лицо, а после метнуться к оружию, то можно…
– Ариба проводит тебя до гостиницы, – изрек престарелый убийца, и шакалья улыбка отчетливо сквозила в голосе.
– Она сделает что? – переспросил я совсем не в манере, приличествовавшей Серому Принцу.
– Мы разделили воду и тайны, – пояснил старик. – Две основы жизни. И ты видел мое лицо. Поэтому мне приходится выбирать одно из двух, и я считаю тебя слишком ценным и находчивым, чтобы поставить на клинок. Я прослежу, чтобы ты благополучно вернулся к своим товарищам.
Наверное, сомнения явственно отразились на моем лице, потому что он поклонился и простер руку к двери позади меня:
– Прошу уважить мою честь как хозяина.
Я долго его рассматривал.
– Два условия, – заявил я. – Чтобы считать это уважением твоей чести, а все, что было до этого, – причинением мне неудобства.
– В пределах разумного. – Он медленно разогнулся.
– Во-первых, верните мой нож. – Я указал на талию Арибы.
– Это мой нож, – возразила Ариба, берясь за кинжал с теневой кромкой.
– Я добыл его в честном бою. Забрать его, пока я был без сознания, – совсем другое дело. Он по-прежнему мой.
– Я не… – начала Ариба.
– Он правду говорит? – спросил дед.
– Это не важно! Ты знаешь, что…
– Отдай.
– Что?!
– Ты слышала меня, девонька. Мы не ворье. Верни.
– Не отдам. – Ариба расправила плечи.
– Я твой амма. – Старик напрягся. – Глава твоей школы. Ты сделаешь, как я скажу.
– Но, дедушка, ты лучше других знаешь: то, что он просит…
Старый ассасин развернулся и ударил так быстро, что я почти не заметил. Сию секунду Ариба стояла руки в боки, сверкала глазами и кричала на деда, но вот она лежит, раскинувшись звездой, а глаза все пылают, но уже иначе.
– Ты можешь быть моей кровью и любимицей, – проговорил старик, отводя руку, – но покуда ты носишь галун калата, мои решения остаются законом. Я выразился понятно?
Ариба яростно взглянула на деда. Через секунду нехотя кивнула.
– Вслух! – заорал тот.
– Я слушаю и повинуюсь, о мой шейх.
– Всегда бы так, – откликнулся он не вполне убежденно.
Затем повернулся ко мне. Я поймал себя на том, что потянулся к клинку, хотя того и не было на месте. Он глянул на меня, потом на пустую кисть, потом опять на меня. И хохотнул. Сволочь!
Ариба позади него встала и вытащила из-за пояса кинжал. В следующий миг тот приземлился у моих ног.
Внезапно мне расхотелось его брать, но отказ лишь ухудшил бы их отношения. Я нагнулся и поднял.
– Ты упомянул два условия, – сказал старик. – Какое второе?
– Кто натравил вас на волхвов?
Ариба откровенно ахнула, а ее дед скрестил руки и уставился на меня так сурово, словно готов был приставить мне к горлу нож. Нет, я его не винил: мало того что мой вопрос был неуместен в среде наемных убийц – из него следовало, что я считал его достаточно бессовестным, чтобы он назвал имя заказчика. Сильнее оскорбить его можно было только предложением денег.
– Ты спрашиваешь, кто нас нанял?
– Именно так.
– А я должен спросить – почему?
– То есть помимо нашей внезапно возникшей, но прочной дружбы?
– Да, помимо нее.
– По трем причинам. Во-первых, эти волхвы нужны мне живыми, и я хочу знать, кому они мешают. Во-вторых, я тоже находился в том погребе, и мне не понравилось быть мишенью, пусть даже по касательной. И в-третьих, если это тот, о ком я думаю, то ты не много потеряешь, сказав мне.
Старый ассасин посмотрел на внучку, потом на меня. От глаз разбежались веселые лучики.
– Учись у него, Ариба. И часа в нашем обществе не прошло, а он уже угадывает наши мотивы. Хорошо, нас нанял Жирное Кресло. Ты подумал на него?
Я кивнул. В этом был смысл. Когда речь пошла о контрабандном глиммере, Жирное Кресло откровенно заявил, что считает, будто я обладаю в Эль-Куаддисе организацией. И чтобы поверить в это, он должен был небезосновательно полагать, что магия уже поступает из империи. Это означало, что Джелем и его люди каким-то образом успели привлечь внимание Жирного Кресла еще до моего прибытия. Мои поиски йазани лишь укрепили его подозрения, и он нанял нейяджинов.
Ну что же – теперь, после груды трупов, мне хоть не придется беспокоиться о том, что они примут от Жирного Кресла новый заказ.
– Благодарю, – сказал я и сотворил перед стариком лучший прощальный поклон, какой только мог в моем состоянии, после чего обратился к Арибе: – Уходим?
