Сквозь газовую ткань виднелись силуэты и золотые листья. Но я отвернулся, не успев усвоить избыточные подробности их ныне миниатюрной совместной жизни.
– Нет, благодарю, – ответил я и снялся с порога.
Взамен я употребил ахрами. Хирон заметил и кивнул.
– Я не забыл, что должен тебе еще, – произнес он, наполняя чашку светло-зеленой жидкостью.
– Я тоже.
Мы тонко улыбнулись на пару. Я обратил внимание, что в комнате было всего одно кресло. Харон уселся в него и пытливо воззрился на меня поверх дымившейся чашки.
– Как принимает тебя Эль-Куаддис? – осведомился он, оценив мой измученный вид.
Мне оставалось догадываться о своей наружности, поскольку умышленно уклонился от предложения Тобина взглянуть, «как замечательно кошмарно» я выглядел в его латунном зеркале. Когда я шел к выходу, Езак остановил меня, желая изучить побои для усовершенствования гримерного мастерства.
– Мы с городом еще присматриваемся друг к другу.
– Это видно. А наши актеры? Как продвигается дело?
– Трудятся не покладая рук.
– К сроку поспеют? – Хирон отпил из чашки, наблюдая за мной сквозь пар.
– Ты знаешь, что нет.
– Знаю. – Очередной глоток.
– Ты выпросил лишнее время? – поинтересовался я.
Глоток.
– Выпросил или нет?
– Один день. – Его взгляд метнулся в сторону.
– Что? – Это вырвалось громче, чем я хотел, и прозвучало неуместно в этих стенах. Мне было наплевать. – Один день? Какой в этом толк, черт возьми?
– Вы получаете на день больше, чем было. – Хирон обратил ко мне посуровевший взгляд.
– Один день – ничто!
Для труппы Тобина, а для меня в особенности.
– Один день – это больше, чем я надеялся: примите как дар и воспользуйтесь к вящему благу.
– Ты хочешь сказать – к смирению перед тем, что нас вышвырнут из Старого Города.
– Это и не имело отношения к успеху прослушивания. – Хирон пожал плечами. – Речь шла сугубо о том, как долго вам разрешат оставаться, пока не заставят уйти.
– Из Старого Города?
– Из Джана.
Я лишился дара речи. Шагнув вперед, я уперся ладонями в стол и уставился на чиновника. Хирон выдержал мой взгляд и невозмутимо отхлебнул чаю.
– Проклятье, с чего вдруг кому-то понадобилось выдворять нас из Деспотии?
– С того, что вы кое-кого опозорили.
– Что? – спросил я обескураженно. – Кого?
– Подумай сам. – Хирон вздохнул. – Твоя труппа прибывает в Эль-Куаддис. Она продвигается в очереди на первые места, и никто не возражает. Не успевают твои люди отыграть сцену, как им уже даруют условный патронаж и пропускают в Старый Город для выступления перед падишахом. Совершенно очевидно, что кто-то за вас хлопочет, и не менее ясно, что ваш успех выставит бестолочью то лицо, которое обязано проверять новых актеров.
– Ты имеешь в виду визиря?
– Я имею в виду визиря, – подтвердил Хирон. – Который, могу добавить, предоставил вам лишний день исключительно потому, что по знамениям следующий будет самым неблагоприятным в этом месяце.
– Постой, – произнес я, выпрямившись. – Ты хочешь сказать, что дополнительное время дано нам только из-за того, что нам же, по мнению твоего начальника, и будет хуже?
– Похоже, что астролог ошибся в расчетах. – Хирон допил свою чашку.
Я чуть не рассмеялся, но вместо того размеренным шагом отошел от стола.
Придворные интриги? Неудивительно, что нам вручили новую пьесу и почти не оставили времени на репетиции: провал был предрешен. И не просто провал, а эффектный – с показом чего-то настолько скверного и оскорбительного, что падишах сочтет нужным изгнать нас из Деспотии.
О чем, однако, эта пьеса, черт ее подери?
Я буквально слышал, как потешается Кристиана. Она бы учуяла это за версту, но я? Нет, только не придворные интриги, и тем более в Джане.
Один день сверху. Проклятье!
Я развернулся и снова подошел к Хирону. Встал рядом, привалился спиной к столу и уставился в его стену.
– Какие у нас варианты? – спросил я.
В засохших цветах я признал душицу и шпорник, имперские пурпур и глубокий индиго. Привез с собой или нарвал и засушил уже здесь? Может, букет собирала жена?
Сведения, в которых я не нуждался, но любопытствовать привык.
– Варианты? – повторил Хирон. – Я предлагаю поскорее уехать.
– Все настолько плохо?
– Может оказаться, что да. – Хирон поерзал в кресле. – Послушай, если вы останетесь, я раздобуду для вас другой перевод пьесы, хотя не думаю, что это поможет.
– Она запрещена?
– Уже годы. Самим деспотом.
Я кивнул. Не самая изящная подстава, но незачем и мудрить – речь шла о кучке имперских актеров. Никто не произнес ни реплики, а карты уже покрапили не в нашу пользу.
Это привело меня в бешенство.
– Я вывезу труппу, – пообещал я.
Нравилось мне это или нет, я оставался их патроном и отвечал за них.
– Но не себя?
Я глянул на клинок. Старый, но в отличном состоянии, в потертых кожаных ножнах, щедро смазанных маслом.
– Я не закончил дела.
– Моего господина прогневали не актеры, – заметил Хирон. – Ты их патрон, и твое имя нашептали кому нужно. Как только визирь обнаружит, что тебя нет в труппе, он прикажет найти. И он тебя найдет.
– Все равно получится пара лишних дней, – возразил я, глазея на длинный меч.
Рукоять выглядела костяной и была обвита цепью, другое дело – крестовина. В обе планки, которые были немного загнуты в направлении острия, было встроено по три пересекавшихся кружка. Что до навершия, оно было выковано в форме тюльпана с тремя сомкнутыми лепестками.
Меч явно имел имперские корни. Я задумался, принадлежал ли он в свое время Хирону или остался от стародавних войн.
– Для чего? – поинтересовался Хирон.
– Много для чего, – ответил я, шагнул вперед и почти машинально провел пальцами по крестовине.
– Что за дела? – повторил Хирон уже раздраженно. – И будь любезен не трогать руками.
– Найти товарища, – сказал я, остановив руку, но не убрав ее. – И вернуть кое-что…
Я оцепенел. Мой взгляд перешел с гарды на рукоять. Слишком гладкая для кости, слишком изысканная. И с тиснением неладно. Это больше напоминало…
– Ах чтоб тебя!.. – проговорил я почти шепотом.
– В чем дело? – осведомился Хирон.
