— Сразу, — ответила она, рывком ставя парня на ноги. — Зюля уж больно разволновалась. Я ее нарочно у ворот оставила и створки заперла. Выйти-то отсюда все одно — только этим путем можно.
Белян стоял, пошатываясь, по бедру текла черная кровь.
Тамир развернул пленника к себе и ножом разжал ему зубы.
— Кровосос… — удивленно сказал он.
Парень дернул подбородком, высвобождаясь.
— Не брыкайся, — прошипела Лесана, — а то так и оставлю — с ножом в ляжке.
Он зарычал и оскалился, показывая острые клыки.
— Лесана… — колдун потрясенно смотрел на девушку, — еще же солнце не село…
Ходящий тяжело дышал и молчал. Только поводил белыми глазами.
— Я тебе жилу затворила, так что не ярись, — негромко сказала ему обережница. — Смирно стой.
И она без жалости дернула нож из его ноги. Парень зашелся воплем, от которого снова загарцевали, забеспокоились лошади. Его мучительницу это нисколько не разжалобило, наоборот! Она ударила кулаком по ране, заставляя Беляна взвыть еще громче.
— Ты один тут?
— Да-а-а!
— Где твоя Стая?
Он снова заорал, но на этот раз не ответил.
— Где? Твоя? Стая? — раздельно спросила Лесана, сопровождая каждое слово ударом.
Пленник захлебнулся воплем и повалился на землю.
Обережница снова нажала на рану, и Ходящий захрипел, а глаза, ставшие вновь человеческими, помутнели:
— Где твоя Стая? Ты все равно расскажешь.
— Нет… — выдавил он сквозь зубы, и по подбородку из прокушенной губы потекла кровь.
Лесана ударила еще раз. Со всей силы.
Белян снова заорал, вгрызаясь в землю.
— Расскажешь…
Он жрал песок, захлебываясь и давясь, мучительница скучала, слушая вопли.
Тамир сказал:
— До темноты надо упокоить убитых, не то поднимутся. Оставь его пока. Делу — время. Все равно молчит. А солнце уже за полдень перевалило.
Обережница кивнула, признавая правоту его слов, а колдун отвернулся и пошел на ближайший двор.
Кровосос скорчился на земле. Девушка вытерла пальцы о его рубаху, а рану в ноге пленника затворила, позволив плоти слегка зарубцеваться.
— Вставай! — рывком подняла на ноги, перерезала веревку, стягивающую руки за спиной и перевязала запястья сложным наузом. Точно так же поступила и с ногами. — Идем.
И толкнула в спину. Он похромал, куда приказано, пошатываясь и подволакивая ногу. Убежать не сможет, ударить тоже. Зато к работе способен.
— Собирай, — кивнула Лесана на разорванные тела.
— Пусть несет в крайнюю избу! — крикнул с соседнего двора Тамир.
…Несколько оборотов все трое стаскивали тела, куда указал колдун. Белян работал молча, с застывшим лицом. Даже взгляд у него был остановившимся. Будто сам помер.
— Ни одного целого… — досадливо выругался Тамир. — Поднять бы хоть кого, дознаться, что тут у них стряслось. Так нет, у всех глотки перегрызены.
Пленник вскинул на наузника полный ненависти взгляд и ответил:
— Чего тут у них стряслось, я тебе сам сказать могу.
Колдун приблизился:
— Ты ведь связно говоришь… — протянул он, — по-людски.
Лесана молчала, давая ему понять давно уже очевидное для нее.
Белян смотрел исподлобья:
— Я не Дикий. Чего ж мне не говорить?
Обережники переглянулись.
— Дикий? — переспросила девушка.
Ходящий дернул плечом. Рубаха его была измарана в крови, лицо покрыто грязными разводами.
— Дикие не говорят связно… — глухо сказал он. — Лишь подражают речи. Но надолго их не хватает. И я не скажу тебе, где моя Стая, Охотница. Не потому, что выдержу любые издевательства. Я просто не знаю, где они. Я их отпустил.
С этими словами Белян подхватил с земли разорванное тело и волоком потащил прочь.
— А ты толкового кровососа поймала, Лесана… — сказал Тамир и направился следом за парнем.
На Фирюсиху уже спускались сумерки, когда колдун заканчивал обряд отпущения душ. Покойников сложили в крайней избе, и теперь от вони, царившей там, можно было задохнуться. Выдерживал только наузник. Лесана вышла, Белян тоже. Этот вообще пошел серыми пятнами.
— Ты чего? — пихнула его в плечо обережница.
— Смертью пахнет… — сдавленно ответил он.
— Когда добро их воровал — не пахло, — усмехнулась девушка.
— Тоже пахло. Как ты лишила меня Дара?
— Я умею.
— Как?
— А где твоя Стая?
Парень опустил глаза:
— Вам их не настигнуть.
— Мы попробуем.
— Они далеко. Я шел несколько дней. А теперь я их отпустил.
Лесана насторожилась:
— Что значит "отпустил"?
— Я сказал, что меня поймали. Они снимутся с места, и куда уйдут — я не знаю.
— Сказал?
— Ты ничего о нас не знаешь, верно, охотница?
— Я вас убиваю.
Белян горько усмехнулся:
— Ну так убей. Или опять рану ковырять будешь?
— Пока не решила.
— Реши. Мне больно.
— Тем, кого сейчас отчитывает колдун, тоже было больно. А мы не можем их даже похоронить. Просто закроем тела в избе. Не по-людски.
Пленник вздохнул:
— Я их не убивал.
— Ты убивал других.
— Мне нужно жить.
— И нам.
Он вскинул глаза:
— А если я тебе скажу, кто извел эту весь, ты не станешь меня мучить?
Девушка усмехнулась и повторила уже сказанное ранее:
— Пока не решила.
— Я расскажу все, что знаю. А ты просто меня убьешь. Это хороший обмен, — предложил он.
— От живого и такого говорливого толку будет больше, — заметила обережница, и взгляд пленника потускнел. — К тому же, ты и так мне все расскажешь, — напомнила Лесана.
— Тебе понадобится время, а если пообещаешь меня не мучать, узнаешь все еще до заката.
— Спешить некуда. Пара оборотов ничего не решат. А ты под ножом, глядишь, еще что вспомнишь.
Парень привалился спиной к бревенчатой стене избы и негромко ответил:
— Деревню вырезал Серый. У него огромная Стая. Они выманивают людей не Зовом. Обычно Серый кусает кого-нибудь. Его принимают за волка — он же нападает днем. А потом он зовет оборотившегося, и тот сам открывает ворота. Серый очень силен. У него Дар горит, как пламя.
