– Везде мокро, – возражает Нейша. – Не будь таким неженкой. А столик вытрем бумажными салфетками.
Она ставит напитки, вытирает столик и садится. Я пытаюсь отогнуть ветку, устраивая холодный душ себе, Нейше и столу. Напрасные усилия – ветка быстро возвращается на место.
«Приведи ее ко мне».
– Заткнись!
Слова вылетают у меня раньше, чем успеваю подумать.
– Я ведь ничего не говорила, – хмурится Нейша. – Что с тобой?
Чувствую себя круглым дураком. Чтобы замаскировать ляп, стоя открываю банку и глотаю кока-колу. Углекислый газ ударяет в нос, но ожидаемого удовольствия нет. Пузырьки газа на языке лишь усиливают мое возбуждение.
– Карл, не стой столбом. Садись. Садись и давай поговорим.
Зря я выбрал это кафе. Противно торчать среди сырости и дождевых капель. Мне здесь все мешает: голоса, запахи. Меня тянет туда, где тепло и сухо. Я бы согласился сесть под электрическое полотенце вроде тех, что в общественных туалетах. Сидеть, подставляя лицо струе горячего, сухого воздуха. Хочется почувствовать себя в безопасности.
Но Нейша смотрит на меня и ждет, когда я усядусь. Выдвигаю стул и пристраиваюсь на самом краешке.
– …прежние дни.
Я опять прослушал!
– Карл?
– Что? Нейша, извини меня.
У меня дрожит нога. Я загибаю и разгибаю алюминиевое кольцо на банке. Вверх, вниз, снова вверх и снова вниз. Нужно уберечь ее. И его держать подальше от Нейши…
– Мне кажется, ты совсем не хочешь гулять со мной. Тогда зачем…
– Нейша, ты ошибаешься! Очень хочу. Ты единственный человек… единственная, кто может понять.
– Да. У меня такие же мысли. Мы единственные, кто… Мы с тобой пережили жуткую трагедию. Как ты думаешь, мы всегда будем… близки?
Близки. Ее губы касаются моих. Ее дыхание согревает мне кожу. Но мы не можем быть по-настоящему близки, если она не узнает, через что я прохожу один. Если не расскажу ей всей правды.
– Конечно, – коротко отвечаю я.
Дождь прекратился. Роб исчез. Я немного успокаиваюсь.
– Нейша, ты же знаешь, как я тебе помогал…
– Да. Не просто помогал. Ты спас мою жизнь.
Она смотрит на меня из-под густых темных ресниц. Вряд ли они мягкие. Очень хочется провести по ним пальцем.
– Я хочу и дальше тебе помогать. Хочу оберегать, чтобы ты была в полной безопасности.
Глаза Нейши теплеют. Она тянется ко мне, берет за руку. Мне уже не до признания. Ее рука по-прежнему сжимает мою, а лицо почему-то мрачнеет.
– Спасибо тебе, Карл, но разве существует полная безопасность? Мы все висим на ниточке. Нелепая случайность, какая-нибудь мелочь могут ее оборвать.
– Например, вода. Когда она у тебя в легких вместо воздуха, – соглашаюсь я, и меня пробирает дрожь, даже руки вздрагивают.
Нейша это замечает. Ее пальцы сжимаются крепче. Она пытается меня успокоить и подбодрить.
– Да, – кивает она. – Или одна клетка, у которой сбилась программа, и она стала расти слишком быстро, подавляя другие клетки.
Мы сейчас говорим не про Роба. Вероятно, Нейша имела в виду кого-то из близких, но я боюсь все испортить предположениями вслух.
– Как… раковые клетки? – спрашиваю.
– Моя мама…
Она не договаривает. Ее пальцы еще сильнее сжимают мое запястье. Ноготь впивается мне в кожу. И пусть. Я готов разделить с Нейшей ее боль.
– Мне очень жаль.
Раньше казалось, что глупо говорить эту фразу, извиняясь за то, чего ты не делал, в чем нет твоей вины. Сейчас вдруг понимаю: это лишь часть другой фразы: «Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить».
– Ты не виноват, – произносит Нейша, словно прочитав мои мысли. – И никто не виноват.
– Это было… я хотел спросить, это было давно?
– Очень. Мне исполнилось пять лет. Отец переехал сюда, чтобы начать все заново. Мы жили в Бирмингеме, он занимал важную должность на фабрике. Перевелся на местную фабрику. Думал, это правильный шаг…
– А разве нет?
Нейша слегка выпячивает нижнюю губу.
– Ни родных. Ни друзей. Я годами разговаривала только с игрушками. Единственная индийская ученица в школе. Мы с отцом единственные индийцы в этом унылом городе. Я люблю папу, но я его ненавидела за переезд сюда.
Если бы отец не привез ее в наш город, она бы не встретила Роба. Не терпела бы от него унижений и издевательств. И сейчас не выбиралась бы из кошмара…
– Теперь его фабрика закрывается. Одному богу известно, куда переедем на этот раз.
У нее очень грустное лицо. Это не значит, что она вот-вот заплачет. У нее лицо уставшего, смирившегося с судьбой человека. Я хочу ей доказать, что она ошибается. Заверить, что все будет прекрасно. Но что я могу сделать? Какие у меня реальные возможности изменить ход событий к лучшему?
Не раздумывая, привстаю со стула, перегибаюсь через столик и слегка целую Нейшу в щеку. Закрываю глаза и вдыхаю запах ее кожи, утопаю в ароматах белого шоколада, ванили, персиков. Нейша – настоящее сияние солнца. Не того жалкого, бледноватого солнца, к которому мы привыкли в Англии, а настоящего, яркого, тропического.
Только сейчас я осознаю свой жест и медленно отстраняюсь. Не решаюсь открыть глаза. Потом все же открываю, и мои механизмы самозащиты вламывают мне по полной. Я глупо верчу головой и не менее глупо улыбаюсь.
– Прости, пожалуйста. Даже не знаю, как меня угораздило.
Я смотрю на нее, прищурив глаза, и вижу: она тоже улыбается.
– Все нормально, – успокаивает Нейша. – Все хорошо.
Миг, долю секунды я ощущаю единение с ней. Мы проваливаемся в общее пространство, где, кроме нас, никого нет. И на этот миг я чувствую себя счастливым. Я забыл обо всем. Мне хочется продлить мгновение. Хочется, чтобы она и дальше смотрела на меня сквозь невероятно густые ресницы. Я хочу, чтобы не гас свет в ее глазах и чтобы на щеках не исчезали ямочки.
Слышится громкий треск. Порыв ветра, взявшегося из ниоткуда, задувает под тент. В одном месте ткань не выдерживает и рвется. Вся вода, скопившаяся на поверхности тента, льется на Нейшу. Такое ощущение, будто кто-то плеснул из ведра. Бумажные салфетки летят на пол. Столб, к которому крепится тент, изгибается, норовя выскочить из ячейки в бетоне. Пластиковая чашка Нейши опрокидывается, кофе выливается ей на колени.
Нейша вскрикивает.
Вскочив со стула, машет руками, отряхиваясь. Она пританцовывает на месте, ойкая. Пролившаяся ей на волосы вода испортила прическу. Горячий кофе обжег колени.
Я хватаю с соседнего столика салфетки и протягиваю ей.
– Ты обожглась?
