— Почему вы поехали в круиз одна? — наконец спросил он.
Она пожала плечами, стараясь принять беспечный вид:
— Мне нравится путешествовать в одиночестве.
— Вы часто путешествуете в одиночестве?
— Это впервые. — Девушка открыто взглянула на него, и тут же поняла, что в ее словах нет логики.
— Но вы только что сказали, будто вам нравится путешествовать в одиночестве. — Он говорил мягким голосом, но у Элейн почему-то побежали мурашки по затылку. Его слова были отчасти вопросом, отчасти утверждением. Наступило неловкое молчание.
— Со мной некому было поехать, — наконец ответила она, запинаясь.
Ее удивила и озадачила презрительная улыбка, появившаяся на его красивых губах.
Он сказал таким же мягким тоном:
— Наверное, вы знали, что одиночество долго не продлится?
Она нахмурилась и покраснела:
— Боюсь, я вас не понимаю.
Хотя Элейн пыталась говорить холодно, она ощущала, что разговор становится неловким. По ее мнению, Кимон повел себя цинично и несколько надменно. В его черных глазах появился огонек, который не понравился Элейн, хотя она и не могла понять его значения. Она отвела взгляд и взяла булочку. Кимон, видимо, заметил, как Элейн приуныла, и, к ее немалому облегчению, решил исправить то, что натворил. Он заговорил вновь, и в его манерах опять появилось обаяние, с каким он вежливо извинился, столкнувшись с ней.
— Вы так прекрасны, что ваше одиночество не может длиться долго. Но вам наверняка это известно? — Даже мягкий тон звучал лестно для нее. В глазах светилось нескрываемое восхищение, а в улыбке было столько дружелюбия, что Элейн тут же улыбнулась в ответ.
— Наверное, вы говорите это всем женщинам, — отозвалась она с притворным легкомыслием, тщетно попытавшись придумать более оригинальный ответ.
Мужчина засмеялся, обнажив ровные белые зубы.
— Наверное, время от времени я говорил нечто подобное, — признался он, наклоняясь вперед, чтобы взять пирожное. — Но я не покривлю душой, если скажу, что никогда не говорил ничего подобного такой красивой девушке, как вы.
В его черных глазах появилась насмешка, когда он заметил, как Элейн покраснела и у нее дрогнули губы. Казалось, он понимал, что девушка немного волнуется и не уверена в себе. Интересно, подумала Элейн, привыкли он к подобному поведению женщин на первом свидании. Кимон выглядел высокомерным. Ему было свойственно умение так держаться, что только очень уверенная в себе женщина могла сохранить полное спокойствие. Он действительно вел себя очень властно. Элейн повертела в руке вилку для десерта. Она заметила, что у мужчины изменилось выражение лица. Глаза весело сияли, губы растянулись в улыбке, но, кроме того, его немало занимали какие-то тайные мысли.
— Надеюсь, вы потанцуете сегодня вечером? — спросил он вдруг.
Элейн энергично кивнула. Ее сердце ёкнуло от волнения.
— Да, конечно.
— Тогда я приглашаю вас на все танцы.
Девушку охватила приятная дрожь от его непринужденных и властных манер.
— О… вот как? — Элейн рассердилась на себя за трепет, который испытывала. Неудивительно, что это его развеселило. Она вела себя как робкая и неловкая школьница.
Кимон засмеялся. Он наклонился вперед, взял пирожные и протянул ей.
— Конечно. Не могу же я упустить такую девушку, как вы.
Она испуганно взглянула на него. Ей показалось, что в словах магнетического незнакомца кроется тайный смысл. Можно ли его назвать типичным греком? — подумала она, на миг вспомнив Суласа, который показался ей совершенно неуверенным в себе. Разумеется, юноша вел себя не так спокойно и самоуверенно, как этот человек. Но Сулас гораздо моложе — всего двадцать один год, тогда как ее собеседнику можно дать около тридцати пяти. На борту «Кассиллии» находилось немало греков, но Элейн обменялась несколькими словами лишь с одним или двумя, поэтому не могла сравнить Кимона с его соотечественниками. Но почему-то он не казался ей типичным. По ее мнению, он не был похож на других. В нем чувствовалось больше достоинства, больше благородства. Он все еще протягивал ей блюдо с пирожными. Она взяла одно из них, поблагодарила Кимона и положила пирожное себе на тарелку. Кимон поставил блюдо на стол, выпрямился и снова откинулся на спинку кресла, обитого синим плюшем «мокет».
— Вы поднялись на борт в Пирее? — прошептала Элейн, бросив на него вопросительный взгляд. — Вы останетесь здесь до конца круиза?
— Я действительно поднялся на борт в Пирее. Был в Афинах по делу, а теперь возвращаюсь домой.
— Вы живете на одном из островов?
— Да, я живу на Родосе.
Ей показалось или в его голосе действительно прозвучала неуверенность, прежде чем он упомянул название острова? Элейн решила, что это все ее воображение.
— И тогда вы сойдете на берег? — Ее охватило разочарование… огромное разочарование. — Корабль приплывет туда через шесть дней.
— Насколько я знаю, да.
Он подавил зевок. Судя по всему, мужчина погрузился в размышления. Не желая ему мешать, Элейн пила чай и спрашивала себя, женат ли он и есть ли у него семья. Казалось невозможным — такой привлекательный мужчина и до сих пор холост. Но она тут же сказала себе, что такие, как он, не женятся. У него, вероятно, много романов… Элейн решила прекратить размышления и улыбнулась. Какое ей дело, женат он или нет? Или что у него много романов…
— Вы всю жизнь прожили на Родосе? — спросила она, чтобы поддержать разговор, когда Кимон, судя по всему, вышел из задумчивости. — Это очень красивый остров, не так ли?
— Вы совершенно правы. Нет, я прожил там не всю жизнь. В детстве некоторое время провел в Аркадии.
— Аркадия? Красиво, сразу представляешь пасторальный мир и спокойствие. Думаешь о тенистых деревьях, журчащих ручьях, ярко-зеленых холмах и заливных лугах… — Элейн замолчала, заметив, как изменилось выражение лица ее собеседника. На миг оно стало озадаченным, а потом он насмешливо приподнял бровь. Мужчина явно забавлялся.
— И о нимфах и пастухах, — добавил он со смешком. У Элейн от удовольствия побежали мурашки по коже. — Мне жаль вас разочаровывать, но поэты создали ложное впечатление. В Аркадии разрушающиеся горы и темные ущелья. Ее климат суров, а почва — каменистая и бесплодная… большей частью. Романтический Пан, танцующий с нимфами под аккомпанемент свирели, — привлекательная картина, но, как вам, очевидно, известно, она целиком и полностью относится к мифологии. — Он на миг замолчал, а потом процитировал: — «Песчаный брег Ладона опустел, Там не танцуют нимфы с пастухами…»
Элейн засмеялась, но в ее голосе прозвучали печальные нотки, когда она отозвалась:
— Вы испортили мою красивую картину, а она у меня осталась со школьных времен.
— Сколько времени прошло с тех пор? — сразу спросил он.
