— Да, спасибо.
Он протянул ей открытый портсигар. Ровена молча отказалась.
— Ты все еще лечишь ее, да?
В неожиданной вспышке зажигалки она увидела, что Блейк пристально на нее смотрит.
— Да. Хелен каждый день делает мне массаж. Она чудо — не считается ни с выходными, ни с праздниками. Если я и вернусь в спорт, то только благодаря ей.
Ровена тяжело сглотнула:
— Думаю, она знает, как много для тебя значат гонки.
— Думаю, да.
И опять на нее нахлынуло чувство вины. Ей хотелось оправдаться. Сказать: «Полагаешь, я бы использовала твои раны как предлог, чтобы уговорить тебя бросить гонки?» «Вот что я действительно должна была сделать», — грустно подумала она, а вслух спросила:
— Ты серьезно собираешься вернуться в спорт?
— Конечно. — Он удивленно вскинул брови, а когда снова заговорил, в голосе опять звучали ядовитые нотки.
— Я, конечно, во многом изменился, но гонок это не касается.
Подобный разговор продолжать бессмысленно. О чем бы они ни говорили, конец всегда один — открытая взаимная неприязнь.
— Танец закончился, — повернувшись к залу, отрапортовала Ровена. — Надо идти, а то остальные забеспокоятся, куда это мы запропастились.
— Да, Джефф будет ревновать. И наверняка поинтересуется, зачем это мы вместе укрылись в тенечке.
Опять он над ней издевается. Вот сказать бы: «А Хелен, должно быть, верх понимания, никогда не ревнует». Или: «Наверное, она очень тебе доверяет», — да не хочется ерничать. Так ничего и не сказав, Ровена отправилась обратно к столику.
Глава 8
Если Хелен и ревновала, то не подавала виду. Она одинаково безоблачно улыбнулась и Блейку, и Ровене и как ни в чем не бывало спросила:
— Гуляли в саду? Да, там, похоже, миленько.
— Угу, — отозвался Блейк. — Позже мы и с тобой погуляем.
Джефф был менее лоялен, хотя так ничего и не сказал. Сбоку сидела Луиза и, стоило ему открыть рот, вытягивала шею и встревала в разговор. Весь вечер она липла к Джеффу и требовала его внимания. Без конца трещала о том, где они были днем, как будто пытаясь доказать Ровене и остальным, что у них очень много общего.
В конце концов Джефф не выдержал и взорвался:
— Мартышка, ради всего святого, помолчи. Ты не даешь мне и слова вставить!
Луиза покраснела от бешенства. Ровена заметила, что ее щеки и лоб стали бордово-красными, а глаза моментально наполнились слезами. Она долго молча смотрела на обидчика, а потом уставилась в свой стакан.
Ровене стало безумно жаль малышку. Нагоняй от Джеффа — это выше ее сил. Поддавшись порыву, она неосмотрительно тронула Луизу за руку и попыталась успокоить.
— Луиза, не принимай близко к сердцу. Он не хотел тебя обидеть.
— Хоть ты-то не вмешивайся! — резко обернулась к ней Луиза. — Ты и так уже достаточно вмешалась.
Джефф все слышал и, наклонясь к ней, сердито прошептал:
— Ты переходишь все границы. Я серьезно. Маленьких девочек должно быть видно, но не слышно, особенно если они хамят и грубят.
— Джефф, пожалуйста, — вступилась Ровена. — Не надо…
— Нет, надо. Луиза не смеет говорить с тобой подобным тоном. Мартышка, ты поняла?
— Не называй меня мартышкой! — яростно выкрикнула Луиза, соскочила со стула, чуть не опрокинув его, и стрелой помчалась к выходу.
Джефф обалдело смотрел ей вслед:
— Какая муха ее укусила? Я одернул ее по-братски — вела она себя не лучшим образом, — а получается, что я во всем и виноват.
— Может быть, она устала, — вежливо предположила Хелен.
— Просто она чертовски избалована, — пробурчал Джефф.
— А по-моему, — не согласилась Ровена, — Луизу баловали недостаточно. Вот в чем корень зла. Она ужасно неуверена в себе, и, когда ты набрасываешься на нее, Джефф, для нее это равносильно концу света.
— Но она вела себя непростительно. Нагрубила тебе. Я и раньше это замечал, — запротестовал Джефф. — Настало время поставить ее на место.
— Только не тебе, — не унималась Ровена.
— Это почему же? — не понял он. — Обычно она меня слушается.
Ну не могла же она перед всеми — перед Деборой и Роем, сидящими напротив, перед Блейком, который безразлично уставился в пустоту над их головами, перед Хелен и Питером — эти, впрочем, сочувственно улыбались, — перед почти незнакомыми Диком и Марго Эллисонами, с любопытством обывателей взирающими на разыгравшуюся сцену, — не могла же она сказать: «Луиза тебя любит, и, если ты будешь учить ее и одергивать, она еще больше меня возненавидит, потому что ты любишь меня». Естественно, Ровена промолчала, а проблему неожиданно разрешил Питер Рид.
— Послушайте, скоро мне придется вернуться на корабль — через пару часов я заступаю на дежурство. Может быть, Луиза будет рада уйти со мной. Это избавит ее от необходимости возвращаться к вам и чувствовать себя неловко. Я видел, куда она направилась. Пойду подожду ее.
Джефф посмотрел на Ровену, и та кивнула.
— Неплохая идея. Избежим массы неприятных сцен. Питер, тебе действительно не трудно?
— Ни капельки, — как всегда душевно улыбнулся он. — У меня к ней особый подход. Это ее сумочка?
Ровена сняла со спинки стула и протянула ему накидку:
— Это тоже ее.
— Прекрасно. — Питер махнул всем на прощанье. — Увидимся завтра.
Позже, танцуя с Джеффом, Ровена не упустила возможности вставить:
— Больше не говори ничего Луизе. Ты только ее расстраиваешь. Джефф, она же… она же по уши в тебя влюблена.
Джефф, хмурясь, посмотрел на нее:
— Не знаю, что за бес в нее вселился. Проблемный она ребенок, очень проблемный.
— Она растет, — мягко заступилась за нее Ровена.
— Надеюсь… Так вот почему она взбунтовалась, когда я назвал ее мартышкой, — осенило его. — А как же мне ее называть? Ангельское дыхание?
Ровена не удержалась и улыбнулась:
— Думаю, что-нибудь в этом роде. Ни одна девятнадцатилетняя девушка не будет в восторге, если ее постоянно называют мартышкой, особенно при людях.
— Постараюсь запомнить, — пообещал Джефф.
После того как Питер и Луиза ушли, вечер был испорчен. Кроме того, весь следующий день предстояло провести на ногах, поэтому сразу после часа ночи разошлись и остальные.
Утром поднялись ни свет, ни заря. Завтракал каждый кто где хотел, и Луиза, которая не произнесла ни слова и ходила мрачнее тучи, пока девушки одевались, намеренно уселась за стол с тремя незнакомцами. Ровене ничего не оставалось, как найти себе другое место. О событиях вчерашнего вечера она даже не заикнулась. Подсознательно она чувствовала, что истерику Луизы лучше проигнорировать, и тогда она, может быть, все забудет и вернется к прежним, пусть недружеским, но по крайней мере терпимым взаимоотношениям.
