Не знаю, сколько длилась моя смерть, может быть, всего лишь одно мгновение, может быть, целую вечность, но в какой-то определенный момент в бездонной пустоте моего сознания вспыхнула маленькая искорка. Постепенно она начала увеличиваться в объеме, наращивая светимость. Очень быстро колоссальное давление потока энергии расширило сферу зарождающейся вселенной до многих миллионов световых лет, и чистая энергия моих эмоций начала трансформироваться в грубую материю мыслей. К тому моменту, когда в бесконечной тьме космического вакуума сформировались галактики, звездные скопления помельче и отдельные солнечные системы с роями планет вокруг разноцветных светил, я уже вполне осознавал, что вопреки всем мыслимым законам природы остался цел. Красочная картина безграничной вселенной перед моим внутренним взором постепенно отошла на второй план, размазалась, поблекла и через минуту вовсе пропала. Вместо нее перед глазами с бешеной скоростью вразнобой замелькали последние кадры моей прошлой жизни. Вот я стою перед астральным псом – слабое, беззащитное существо, трясущееся от страха. Вдруг я ощущаю могучие виртуальные лапы Эзерга Утиола на своей шее и вновь начинаю задыхаться. Только успело отпустить, как появилась Вера-Варвара и, направив ручной пулемет прямо в мою грудь, заблажила высоким бабьим голосом: «Никому тебя не отдам, Коршун! Умри, изменщик!» Следующий эпизод не менее абсурден. Верхняя палуба «Святой Брунхильды», я стою, опершись локтями о планшир, и наблюдаю за пируэтами горластых чаек, проявляющих чудеса сообразительности и ловкости в борьбе за щедрые объедки с корабельного стола. Как вдруг замечаю на горизонте пенный бурун. Присмотревшись повнимательнее, убеждаюсь в том, что это не что иное, как перископ подводной лодки. Еще мгновение, и огромный корпус судна сотрясает мощный взрыв…
В ужасе начинаю кричать дурным голосом и… наконец-то выпадаю из забытья. Открываю глаза и, к несказанному удивлению, обнаруживаю свое тело покоящимся на мягкой зеленой травке в тени высоченного раскидистого дуба на берегу небольшого пруда с водой прозрачной, как стекло. Рядом – мои товарищи. Брюс с блаженной миной на бородатой физиономии вкушает какой-то пенистый напиток (уверен, что не квас) из удивительной емкости, по форме напоминающей кружку, а по объему полуведерный бочонок. Остальные члены нашей дружной банды чуть поодаль расселись вокруг какого-то мелкого субъекта с роскошной рыжей гривой на нечесаной голове. Поскольку этот типчик сидел ко мне спиной, я не имел возможности рассмотреть его лицо, но что-то мне подсказывало, что это всего лишь несовершеннолетний пацан. Мальчишка эмоционально размахивал руками, рассказывая звонким высоким голосом что-то забавное моим улыбающимся друзьям. Внезапно безо всякого перехода он повернул свое конопатое лицо в мою сторону и нагло зыркнул изумрудными зенками. От этого взгляда я сразу же обомлел – вылитая Пат, только в мальчишеском обличье.
«Может быть, брат, или какой другой родственник?» – мелькнула в голове бредовая мысль.
– А вот и наш герой пришел в себя! – громко оповестил всех присутствующих парнишка.
Что тут началось. Все мгновенно повскакали со своих мест и бросились ко мне с явным намерением задушить в своих объятиях. Даже Брюс, отставив в сторонку бочонок, подоспел в числе первых. Но все-таки сноровистее всех оказалась наша журналистка. До сих пор не понимаю, как ей удалось обскакать прыткого Злыдня. Со слезами на глазах (когда только успела расплакаться – лишь минуту назад от всей души хихикала вместе со всеми над остротами рыжего парнишки) она первой подбежала ко мне. Хорошо, что я успел вскочить на ноги и принять рыдающее существо на свою грудь, находясь в вертикальном положении. Представьте, какая куча мала могла бы получиться, если бы на меня, лежачего, навалилось сразу пять увесистых тел. А так меня всего-навсего немного потискали со всех сторон и высоко подкинули пару раз вместе с девицей, вцепившейся в меня мертвой хваткой. Когда мужская часть нашего коллектива наконец оставила Коршуна в покое, наступил черед неугомонной журналистки брать меня в оборот. Она сурово посмотрела на меня своими бездонными глазищами и выдала самую парадоксальную фразу из тех, что когда-либо доводилось слышать моим ушам: «Коршун, если бы ты погиб, я бы тебя убила…»
Кажется, она хотела добавить к своей угрозе еще парочку-другую весомых эпитетов в мой адрес за то, что не взял ее с собой. Но я не предоставил ей такой возможности и без зазрения совести тут же воспользовался единственным доступным всякому мужчине способом заткнуть рот любимой женщине…
Минут через пять я и Пат все-таки нашли в себе силы отстраниться друг от друга и, обозрев спины товарищей, деликатно отвернувшихся от нашей парочки, переглянулись и дружно рассмеялись. Больше всего меня развеселил тот факт, что даже неугомонный и непоседливый Злыдень скромно стоял, поворотив свою внушительную корму в нашу сторону, и смущенно помахивал хвостиком.
Наклонившись к нежному ушку любимой, я указал рукой на рыжего мальчишку и шепотом поинтересовался:
– Пат, объясни, наконец, где это мы сейчас находимся и кто этот забавный пацан?
По поводу своих подозрений насчет явно прослеживающихся родственных признаков моей подруги и конопатого парня я деликатно умолчал – вдруг ее папенька из каких-то своих соображений не желает, чтобы любимой дочурке было известно о существовании левого братца.
Однако не успела Патриция раскрыть свой ротик, чтобы ввести меня в курс дела, как мальчишка, не вставая на ноги, оперся руками о землю, ловко совершил разворот вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов и оказался лицом к нам. Кажется, вьюнош обладает феноменальным врожденным слухом, ничуть не уступающим моему музыкальному, поскольку причиной его резкого фортеля несомненно явился мой еле уловимый ухом шепоток.
– Привет, Коршун! – задорно сверкнув зеленью бесстыжих глазенок, громко воскликнул конопатый.
Столь фамильярное обращение какого-то недозрелого сопляка неприятно покоробило мою тонкую натуру. Как индивидуум, воспитанный в строжайших рамках иерархической системы детского приюта, я не привык, чтобы младший контингент учащихся так обращался к старшим товарищам. Плевать на то, что сам я ни в грош не ставил всех, кто старше меня и выше ростом, и при малейшей попытке наезда посылал любого туда, куда невозможно попасть при всем нашем желании, а если не помогало, подкреплял словесные аргументы кое-чем более существенным. Терпеть рядом второго такого же независимого типа мне почему-то не очень хотелось, поэтому я открыл было рот, чтобы отчитать зарвавшегося салагу, но после того как услыхал его следующую фразу, очень смутился и тут же скромно прикусил язык.
– Позволь представиться. Я тот самый Аэрин. Спасибо тебе за то, что вытащил меня из той дыры, в которой я потерял уйму времени.
– Бедняжка! – всплеснула руками сердобольная Пат. – Тебе, наверное, было там ужасно тоскливо?
– Было малость, – оскалился в белоснежной улыбке спасенный бог-координатор. – Зато теперь мне нет равных в игре в шахматы с самим собой.
– Шахматы – это здорово, – согласился я, – но лучше расскажи-ка, как тебя угораздило очутиться в Лабиринте.
– А, – беззаботно махнул рукой Златокудрый, – молод был, глуп и чрезмерно любопытен. Впрочем, не стоит вспоминать о плохом. Благодаря вам, мои друзья, пророчество исполнилось. Опасность разрыва ткани бытия уже не угрожает данному континууму. Аномальная сингулярность, или мир Лабиринта, свернута до состояния безразмерной точки и эвакуирована в другое измерение. Так что зловредному Эриноху, который в данной Вселенной был известен под именем Некросера, из своей темницы больше никогда не выбраться.
