— Увы, я не знаю той, о которой ты говоришь.
— Знаешь... твоя жена... напоминает мне Луизу.
— Правда?
— По крайней мере, у нас с тобой есть хоть что-то общее. Вкус к красоте.
— Где же она сейчас?
— Твоя жена? — прыснул Кадм. — Ты не знаешь, где твоя жена? — еще раз хихикнув, переспросил он. — Ладно, ладно, шучу.
— Ага.
— Помнится, раньше с чувством юмора у тебя было лучше.
— Времена меняются. И я тоже.
— Не важно. Главное — сохранить чувство юмора. Не теряй его, Митчелл. Может оказаться, что в конце пути у тебя ничего, кроме него, не останется. Бог свидетель, чувство юмора теперь мое единственное достояние. — Митчелл попытался было возразить, но Кадм его оборвал: — Только не вздумай меня убеждать в том, как сильно вы меня любите. Уж это мне хорошо известно. Я создаю вам неудобства. Потому что стою на пути к вашему наследству.
— Все наши действия направлены на благо семьи, — заметил Митчелл.
— Чьи это «наши»?
— Мои и Гаррисона.
— С каких это пор, хотелось бы знать, убийство стало в чести и какое в этом благо для семьи? — подчеркнуто медленно процедил Кадм. — Позор — вот что твой братец принес семье. Позор и больше ничего. Мне стыдно за своих внуков.
— Погоди, — возразил Митчелл. — В этом виноват только Гаррисон. К тому, что случилось с Марджи, я не имею никакого отношения.
— Да?
— Абсолютно никакого. Я любил Марджи.
— Она была тебе как сестра.
— Вот именно.
— А ты даже не знаешь, почему это случилось. А ведь это настоящая трагедия. Бедняжка Марджи. Несчастная спившаяся Марджи. Она ничем не заслужила такой кончины. — Кадм обнажил свои темные зубы. — Хочешь знать, в чем она провинилась? Пожалуй, я открою тебе один секрет. Она родила негритоса, а твой брат не смог ей этого простить.
— Что?
— Удивлен? Не знал, что у нее был ребенок от Галили? По крайней мере, так думал Гаррисон. Еще бы. Разве такое отродье могло произойти от него, великого потомка Гири? Разве Гаррисон мог породить на свет черномазое дитя?
— Не понимаю, о чем ты.
— Верю, что не понимаешь. Наконец-то, хоть слово правды. Еще бы ты понимал! Ты был слишком далек от семейных передряг. Куда тебе в них разобраться! — Он покачал головой. — Ну, говори, зачем на самом деле ты ко мне пожаловал?
— Погоди. Давай вернемся к Марджи. Я хочу кое-что уяснить.
— Я сказал все, что тебе следует знать. Теперь твоя очередь. Итак, я повторяю: зачем ты пришел?
— Поговорить.
— О чем?
— Не важно о чем. О том, что ты захочешь мне сообщить. Мы с тобой были прежде близки и...
— Хватит, хватит, — прервал его Кадм. — Терпеть не могу слушать этот вздор. От него меня еще сильней трясет. Спрашиваю в последний раз: зачем пришел? Либо ты ответишь мне честно, либо уйдешь совсем. — Он откинулся на подушку. — Ты меня знаешь: я слов на ветер не бросаю. Дорога в мой дом будет раз и навсегда для тебя закрыта.
— Ладно, — кивнув, тихо пробормотал Митчелл. — Собственно говоря... все очень просто. Я хочу узнать, как найти Барбароссов.
— Наконец мы перешли к делу, — казалось, впервые за время всего разговора Кадм был доволен. — Продолжай.
— Гаррисон сказал, что есть какая-то тетрадь...
— Прямо так и сказал?
— ...нечто вроде дневника. О нем он узнал от твоей первой жены.
— Китти всегда страдала одним недостатком. Никогда не умела держать язык за зубами.
— Значит, дневник и впрямь существует?
— Да. Существует.
— Я хочу его получить. За этим и пришел.
— У меня его нет, сынок.
Митчелл наклонился над дедом, будто хотел разглядеть его ближе.
— А где же он? — спросил он. — Ну скажи мне. Ведь я с тобой был откровенен.
— И я плачу тебе той же монетой. Любезностью за любезность. Поверь, у меня его нет. Но даже будь он у меня, я ни за что не отдал бы его тебе.
— Почему, черт побери? Почему ты не хочешь отдать его нам? Боишься, что мы начнем действовать? Предпримем что-то по отношению к этим людям?
— Под словом «мы» ты, должно быть, подразумеваешь семью? — Старческие глаза сощурились, и из них выступили слезы. — Уж не собираешься ли ты начать с ними войну, Митчелл? В таком случае лучше оставь эту затею. Ты даже не представляешь, во что хочешь ввязаться.
— Насколько мне известно, Барбароссы в некотором смысле имеют над нами влияние.
— И не просто влияние, — сказал Кадм. — Мы целиком в их власти. Скажу даже больше: нам повезло, нам крупно повезло, что они оставили нас в покое на долгие годы. Вздумай они нас домогаться, мы не имели бы ни единого шанса выстоять против них.
— Они что, мафия?
— Если бы так. Господи, лучше б они были мафией. То есть обыкновенными людьми с оружием в руках.
— Так кто же они такие?
— Не знаю, — ответил Кадм — Но боюсь, узнать истину мне придется лишь в свой смертный час.
— Не говори так.
— Что, щекочет нервы? — спросил Кадм. — Да, полагаю, так и будет, — слезы вновь заволокли ему глаза. — От этой правды может съехать крыша. Поэтому ради твоего же блага не лезь ты в это дело, сынок. Не позволяй Гаррисону тебя вмешивать. Пойми, у него нет другого выхода. Он по уши увяз в дерьме. Но ты... ты еще можешь спастись, если захочешь. Ради всего святого, уходи. Господь свидетель, для нас с твоим братом это уже невозможно. Мы не можем взять и уйти. Слишком поздно. Так же, как твоя жена...
— Но она никакого понятия не имеет об этом.
— Она их заложница, — сказал Кадм. — Равно, как и все наши женщины. Порой мне кажется, только благодаря им наш род продолжает жить. Только благодаря тому, что Галили питает слабость к женщинам нашей семьи. А женщины клана Гири весьма неравнодушны к нему, — прикоснувшись пальцем к губам, он отер слюну. — В свое время мне пришлось отдать ему Китти. Я лишился ее задолго до того, как у нее обнаружился рак. Потом потерял Лоретту. Это было трудно принять. Я любил их обеих, но, увы, этого было недостаточно.
Митчелл схватился руками за голову.
— Гаррисон сказал, что они не такие, как мы, — тихо произнес он.
— Он прав и не прав. Думаю, они больше похожи на нас, чем не похожи. Но в некотором смысле до них нам очень далеко, — слезы текли по его щекам. — Боюсь, для меня это единственное утешение. Порожденная им страсть не оставляла мне ни единого шанса. Что бы я ни делал, как бы ни лез из кожи ради своих жен, им всегда чего-то недоставало. Стоило ему положить на них глаз, как его власть над ними становилась безграничной.
