Вечером я иду в «Замшу» и отрываюсь, словно сейчас 1999 год и задницу еще не разнесло. Должна признаться, у меня нет отбоя от поклонников, и в воскресном выпуске «Пост» появляются четыре фото Обольстительной Ви с четырьмя мужчинами. Еще не все потеряно! Намек на неразборчивость в связях бизнесу только на пользу, а в моем положении нужно радоваться любой возможности повысить уровень продаж.
Я с нетерпением жду следующего дня — у меня партия в шахматы с Бланш. Она — словно сбитые сливки на подмоченном суфле моей жизни.
В парке я сразу замечаю Бланш — больше никто не додумался надеть вдовий траур и нацепить сотню браслетов из черного кварца. Зато сегодня на Бланш никаких колец.
— Бланш, что это с тобой? Черное тебе не идет. Где твое розовое платье?
Бланш плетется, шаркая, к шахматному столику. С прошлой недели она словно постарела на десять лет.
— Ви, я не могу поверить, что его больше нет.
— Зато ты сэкономишь десять баксов.
Бланш бросает на меня взгляд, означающий: «Иди к черту». Знала бы она, что я действительно к нему попаду! Я прикусываю язык.
Мы еле ползем по узкой дорожке, минуем карусель, откуда доносятся восторженные вопли мелюзги.
— Бланш, ты ведь не знаешь наверняка, что он умер. Может, он уехал к родственникам.
— Не ездил, не ездил, а тут вдруг уехал? Ты совсем не разбираешься в мужчинах, Ви.
Впереди маячат шахматные столики. Бланш, кажется, дурно, я поддерживаю ее под локоть — вдруг она упадет? Бланш поднимает голову, я отслеживаю ее взгляд. Юрий на своем обычном месте, ухмыляется, в брежневских бровях запутались солнечные лучи.
В тот же миг Бланш кидается к столику, а доковыляв, шлепает Юрия сумочкой («Соната», мой подарок).
Юрий закрывается руками.
— Сумасшедшая! За что ты бьешь Юрия? — вопрошает Юрий.
— Я думала, ты умер! Чертов коммуняка! Казак! Либерал!
Бланш продолжает лупить Юрия сумочкой.
— А ты так переживала, что теперь готова меня до смерти забить?
От неожиданности Бланш прекращает экзекуцию. Она прижимает к груди крохотный кулачок и делает шаг назад.
— С чего ты взял? — спрашивает она, уже полностью овладев собой.
Картинка прелестная — я с нетерпением жду, когда заиграют скрипки или влюбленные поубивают друг друга. Будь у мамули хоть одна десятая доля доброты Бланш, папа бы ее не бросил, сама она была бы сейчас дома, а я была бы на четвертом уровне. Мечтать не вредно.
Я достаю визитку и пишу на ней координаты Бланш — она достаточно страдала. Визитку я протягиваю Юрию.
— Это ее телефон и адрес. И сегодня ты ей позвонишь, или я сделаю так, что ты больше никогда не будешь собирать дань с шахматистов, по крайней мере в Нью-Йорке. Ты меня понял?
Юрий расплывается в щербатой улыбке.
— Да, — отвечает он по-русски.
Я под руку веду Бланш к нашему столику. Она несколько не в себе.
— Ну, что я говорила? Такого не задушишь, не убьешь.
Бланш часто моргает, но не старается скрыть радость.
— Я была почти уверена…
— Это потому, Бланш, что ты старая. Тебе кажется, что все поумирали.
— Мы все смертны, Ви. Никого не минует чаша сия.
Именно этой фразы мне и не хватало для полного счастья. Я передергиваю плечами, мотаю головой, стараясь стряхнуть навязчивую идею.
— Ви, как твои проблемы?
— Какие проблемы?
— Ну, те, с Люси.
— Ах с Люси! — Я тру свою достойную сожаления задницу. — Хвастаться нечем. Вот пожар был в бутике.
— Да ты что! И многое сгорело?
— Так, пустяки. Знаешь, я хотела как лучше — может, впервые в жизни, — а получилось как всегда.
— Хорошие поступки нелегко совершать. Вот, помню, когда мне было… — Бланш возводит глаза, — восемнадцать или около того…
Она погружается в воспоминания, я терпеливо жду.
— Так что случилось, когда тебе было восемнадцать? — не выдерживаю я.
Бланш указывает на шахматную доску.
— Мы играть вообще будем?
— Погоди. Скажи сначала, что случилось, когда тебе было восемнадцать.
Бланш смеется.
— Ви, ты мне льстишь. Разве все упомнишь? Лучше расскажи мне об этой своей Люси.
Неужели у Бланш склероз? Только этого не хватало.
— Бланш, и часто у тебя бывают такие провалы?
Она только машет рукой.
— Да постоянно. Погоди, доживешь до моих лет…
— Очень на это надеюсь, — с чувством отвечаю я.
При нынешнем раскладе хоть бы до сорока трех дожить. Я расставляю фигуры. Как всегда, я буду играть черными.
— Да эта Люси совсем тебя запугала!
— Я думала, что смогу ей противостоять. Покажу, за кем последнее слово.
— И что случилось?
— Мои бедра разнесло на три дюйма.
Бланш поднимает палец, на миг ослепив меня блеском неизвестно откуда взявшегося кольца.
— Это потому, что ты неправильно питаешься.
Если бы! Но спорить с Бланш у меня ни малейшего желания. Фигуры расставлены, мы начинаем игру.
— А что там с Марвом? Как думаешь, его посадят?
— Бланш, я делаю все, что могу. Его не так-то просто отмазать. Он плохо поступил.
И это говорит Королева Проклятых!
Бланш взмахивает рукой, браслеты мелодично звенят.
— Плохо, хорошо… Как это все относительно!
Я смотрю на Бланш новыми глазами.
— Ты правда так думаешь?
— Вот доживешь до моих лет, тогда поймешь, что в мире нет абсолютного добра или абсолютного зла. Мы всего-навсего люди, Ви.
Как здраво Бланш смотрит на вещи! Ее трансцендентальная философия — все равно что избавление от больного зуба. Сегодня такой чудный день, по голубому небу плывут белоснежные облака (на самом деле это желтый смог) — кажется, я выиграю у Бланш как минимум полтинник. Она краем глаза следит за Юрием, с ее лица не сходит довольная улыбка.
Какой там полтинник! Я обыграю Бланш на пару сотен, не меньше. Если кто что мне и должен, так это она, а не Марв, Кимберс или Юрий.
Глава 12
Что за весна без ежегодной пасхальной процессии? И что за пасхальная процессия без перепалки по поводу моды на шляпы? Знайте же: в этом сезоне совершенно неактуальны головные уборы в стиле милитари и все ассоциирующиеся с этим стилем аксессуары. У Пасхального Кролика в зубах должна быть морковка, а не сигара, так что долой Верблюдов и прочие показатели гипермужественности. Настоящего мужчину видно и без камуфляжной фуражки, а ненастоящего — и без алой пелерины.
