Ребекка бросила взгляд на Терезу, которая как ни в чем не бывало раскладывала фрукты и овощи по мискам и вазам, получая, по-видимому, от этого удовольствие.
— При чем тут подставила, — сказала она холодно. — Обычный поход на рынок за покупками. Тереза мне очень помогла. Зачем делать из этого трагедию?
Девон покачала головой:
— Ты не поняла.
— А что тут, собственно, понимать? — отозвалась Ребекка, заставляя себя улыбнуться.
В этот момент они услышали шум мотоцикла, подъезжающего к дому, затем стук тяжелых ботинок по лестнице. В кухню вошел Майкл Флорио, весь заляпанный грязью. У Ребекки было такое ощущение, как будто разразился гром. Не замечая ее, он направился прямо к Терезе.
— С тобой все в порядке?
— В полном, — ответила Тереза своим обычным тоном, но Ребекка уловила в ее голосе волнение.
— Что ты сделала со своими волосами?
— Ребекка возила меня к своей приятельнице. Там была парикмахерша. — Тереза посмотрела в глаза отцу, и ее лицо дрогнуло. — Ничего не случилось, папа. Я оставила тебе записку, разве ты ее не видел?
В течение нескольких секунд Флорио пристально смотрел на дочь.
— Иди в свою комнату. Я поговорю с тобой позже.
— Папа, если ты собираешься ругать Ребекку, то не стоит трудиться. Во всем виновата я одна.
Ребекка сделала шаг вперед.
— Я вообще не понимаю, почему кто-то должен быть виноват. Это была совершенно безобидная поездка.
Флорио не удостоил ее взглядом.
— Пожалуйста, отправляйся в свою комнату, Тереза. И ты тоже, Девон.
Тереза бросила взгляд на Ребекку. Затем пожала плечами, взяла под мышку книгу и вышла. Девон последовала за ней, бледная и взволнованная. Только после того как их шаги стихли, Флорио повернулся к Ребекке. Его глаза были так суровы, что она похолодела.
— Садитесь.
— Я лучше постою, — ответила она напряженно.
Он потянулся к язычку «молнии» на своей кожаной куртке и дернул вниз. Раздался неприятный треск.
— Вы здесь всего лишь второй день, — он раздраженно повысил голос, — и уже дважды — подчеркиваю, дважды, — устроили ЧП. — Его глаза недобро блестели.
— Какое ЧП? — сказала Ребекка. — Тереза получила удовольствие. Я вообще не понимаю, что произошло. Ну съездили на рынок, подстриглись, ничего не случилось. Что в этом плохого? Вы не имеете права говорить со мной таким тоном.
— Не имею права? — хрипло спросил он. — А кто вы такая, чтобы устанавливать здесь свои правила?
— Я никаких своих правил устанавливать не собираюсь, — сказала она. — Любой нормальный человек вам скажет, что в поездке на рынок нет ничего предосудительного.
— Дело в том, что она ребенок не нормальный, — напряженно сказал Флорио.
— И что, она не может никуда выйти? — удивилась Ребекка. — Никогда?
— Без моего разрешения никогда. Никогда больше не делайте так, Ребекка. Не вывозите ее из этого дома. Не водите в парикмахерскую. Не пытайтесь так или иначе манипулировать ею.
— Манипулировать? Позвольте, позвольте. Я ее с собой не звала. Я выехала из дома, а она прибежала к воротам.
— В таком случае вам следовало сразу же привести ее назад.
— Назад, в эту тюрьму? — крикнула она, и это было ошибкой. Он сделал движение, как показалось Ребекке, угрожающее. Как будто хотел ударить. Она вскинула подбородок. — Ну, что же вы остановились? Смелее. Вы уже накричали на меня, теперь бейте.
— Вы самонадеянная и дерзкая, — неожиданно мягко произнес он.
Наступило молчание.
— Я чувствовала, что вам это не понравится, — сказала наконец она. — Понимаю, мне не следовало брать Терезу с собой, но… мне ее стало очень жалко. Я подумала, что ее желание поехать со мной в город — хороший знак.
— Хороший знак?
— Поймите, Майкл, она заперта в своем темном маленьком мире. То, что у нее возникло желание немного подышать свежим воздухом, нужно только приветствовать.
— А что, если она замышляла нечто большее, чем просто немного подышать свежим воздухом? Как бы вы действовали, если бы, отвернувшись купить баклажан, затем подняли голову и обнаружили, что она исчезла, убежала, растворилась в воздухе?
Ребекка уставилась на пего.
— Она не могла этого сделать.
— Для медсестры-педиатра вы очень невинны, — заметил он сухо.
— Хорошо, наверное, вы правы, но она не сделала ничего подобного, верно? — возразила Ребекка. — И я думала, что стрижкой вы будете довольны. Так она выглядит гораздо лучше. Просто не верится, что вы, отец, желаете, чтобы ваша дочка ходила такой… запущенной.
Он не отозвался. Наступила томительная тишина.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — тихо спросила Ребекка, решившись наконец нарушить молчание.
— Я только хочу, чтобы вы выполняли мои инструкции, — сказал он таким топом, словно разговаривал со слабоумной. — Это вы можете понять?
— Я все понимаю, Майкл. Но и вы меня поймите. Ведь мне хочется помочь, по-настоящему. Я стараюсь как могу. А ваша реакция мне кажется чрезмерном.
— Я предостерегал вас от попыток сблизиться с Терезой, — сказал он. — Ничего из этого не получится, вы уже убедились в этом и убедитесь снова. В конце концов все кончится тем, что вы получите душевную травму и она тоже. Вот увидите. И потом, зачем вам это, Ребекка? К чему проявлять ненужную инициативу? Вас же никто не просит. Оставайтесь на заднем плане, держитесь в тени. Если же по какой-то причине вы не можете этого сделать, — добавил он тихо, но с нажимом, — можете уходить прямо сейчас.
— Теперь дайте сказать мне, Майкл, — произнесла она. — Двадцать три часа из двадцати четырех Тереза проводит в темной комнате, погруженная в романы девятнадцатого века. Как медсестра я ответственно заявляю: это очень нездоровый образ жизни для любого ребенка, не говоря уже о трудном. Ей нужны какие-то развлечения, как вы этого не поймете. Хотя бы съездить за покупками в город, это уже хорошо!
— Вы сестра, Ребекка, но не врач, а она не ваша пациентка.
Флорио постоял молча еще пару секунд, а затем развернулся и вышел. В доме стояла такая тишина, что у Ребекки даже в ушах зазвенело. Сверху не доносилось ни звука. Борясь со слезами, она разложила продукты и начала готовить обед. Она намеревалась сделать его сегодня праздничным и решила не отказываться от своих намерений. Это будут лингвини
[14]
с морскими моллюсками, маленькими креветками и оливками. Хотя у нее самой было такое ощущение, как будто в желудок наложили камней.
Через некоторое время в кухню вошла по-прежнему бледная Девон.
