Пока было совершенно непонятно, поверили ли присяжные в его версию событий, однако в целом ситуация складывалась явно не в пользу обвиняемого.
Сам Джереми не имел ничего против Уилларда. То есть — ничего личного. Этот человек просто исполнял роль, для которой его избрали, и делал это хорошо. Он выглядел как преступник, вел себя как преступник, поэтому присяжным было довольно легко поверить, что он-то и есть настоящий убийца. Кроме того, Джереми подозревал, что, если бы он с самого начала не контролировал и не направлял события, Уиллард, наделенный свирепым и необузданным нравом, мог бы на самом деле убить и изменившую ему жену, и его самого.
Естественно, подобный поворот сюжета не входил в планы Джереми, поэтому он постарался принять все меры, чтобы этого не случилось. К счастью, события с самого начала развивались в полном соответствии с разработанным сценарием. Джереми надеялся, что суд скоро поставит в этом деле жирную точку, приговорив Уилларда Стронга к пожизненному заключению или к смертной казни за убийство двух человек. Именно тогда Джереми Вессон будет официально признан мертвым. Мертвым «вне всяких разумных сомнений», как любят выражаться юристы.
Впрочем, уже сейчас Джереми был доволен. Его собственная история только подтверждала тот факт, что американская государственная машина окончательно прогнила и деградировала. Еще недавно он был человеком, который, казалось, имел все, о чем только можно мечтать: красавицу-жену, двух замечательных сыновей, уважаемого и влиятельного тестя, свой дом и блестящие перспективы на будущее. Крушение этой Американской Мечты наступило после того, как его собственная страна отправила Джереми на войну, откуда он вернулся морально раздавленным, психически ущербным, склонным к саморазрушению человеком, неуклонно двигающимся навстречу бесславному концу. И вина за это, безусловно, лежала на государстве, озабоченном лишь своевременным сбором налогов да расширением сферы собственного влияния.
Чтобы воплотить в жизнь свой план, Джереми понадобилось несколько лет, в течение которых он последовательно надевал то одну, то другую маску — смотря по тому, что именно требовали от него обстоятельства. Порой вживаться в очередную роль было нелегко, но он справился и теперь мог наслаждаться результатом.
Даже служба в армии далась ему легко. Он стал неплохим морпехом и отличным снайпером. Умение метко стрелять оказалось одной из его врожденных способностей, которую Джереми довольно быстро сумел развить до требуемого уровня, а вскоре и сам стал обучать этому искусству молодых солдат. Воинское братство пришлось ему по душе, особенно когда он служил в Ираке. Джереми даже обзавелся несколькими друзьями, расставаться с которыми ему впоследствии было немного жаль. И только идея служения «Богу и своей стране», которая активно культивировалась в Корпусе, нисколько его не трогала. Джереми, впрочем, удавалось притворяться патриотом — и довольно успешно. Во всяком случае, никаких сомнений в его благонадежности ни у командования, ни среди ближайшего окружения так и не возникло.
Несколько сложнее оказалось обратить на себя внимание Амелии Нулан, а потом и сделаться ее женихом. Джереми не получил ни блестящего образования, ни аристократического воспитания, а его солдатская прямота и даже некоторая грубоватость отнюдь не были притворством. В казарме он чувствовал себя куда увереннее, чем на великосветских приемах и в бальных залах. Рэнди и Триша научили его основным правилам хорошего тона и умению вести себя в обществе, но без постоянной практики эти знания были практически бесполезны. Правда, во время службы Джереми приходилось бывать на собраниях армейских офицеров, но это все же было не совсем то. Поначалу рафинированное общество, в котором вращались отец и дочь Нулан, пугало его. Он цепенел так, как никогда: так его не пугали даже вооруженные русскими гранатометами арабы. К тому же Амелия и Дэвис были южане и придерживались неписаных законов и правил, о которых почти нигде не упоминалось, но которые были известны в Джорджии всем избранным — тем, кто принадлежал к так называемым джентльменам, к старинной аристократии. Не раз и не два Джереми готов был отступить и даже всерьез задумывался о том, чтобы оставить Нуланов в покое и найти женщину попроще. Но потом стискивал зубы и продолжал упорно добиваться своего. Амелия превратилась для него в желанный приз, который нужно было завоевать во что бы то ни стало.
Вскоре, однако, Джереми с удивлением обнаружил, что его неловкость и промахи не только не отвратили от него дочку конгрессмена, но, напротив, прибавили ему обаяния в ее глазах. Главным, по-видимому, было то, что он оказался мало похож на тех образцовых молодых «джентльменов», к которым привыкла Амелия. Именно это сначала заинтересовало ее, а потом стало даже нравиться. Ошибки, которые он продолжал допускать, несмотря на все усилия держаться на равных с теми, с кем ему приходилось сталкиваться, вызывали у нее вовсе не презрение, а напротив — желание помочь, поддержать, научить. Джереми казался Амелии достаточно искренним в своем желании завоевать ее расположение, и это тоже не могло ей не льстить. Все это он понял довольно быстро, а поняв, начал ей подыгрывать, примерив на себя маску симпатичного, преданного, но несколько неуклюжего щенка, который обещает в будущем стать надежным другом и защитником.
Эта роль, однако, таила подводные камни. Увлекшись игрой, Джереми не заметил, как влюбился в Амелию по-настоящему. Он был уверен, что никогда не будет испытывать к избалованной дочке высокопоставленного политика ничего, кроме холодного презрения, которого заслуживало все, что воплощала в себе фамилия Нулан: бесстыдное богатство, алчность и бездушие современной американской правящей верхушки. Увы, сколько он ни уверял себя, что его чувство к ней лишь видимость, что оно необходимо для маскировки его истинных намерений, ничего не изменилось. В глубине души Джереми честно признался себе, что любит ее.
А она отвечает ему взаимностью.
Ему часто хотелось, чтобы Амелия любила его не так сильно. Если бы она осуждала его поступки или, напротив, была оскорбительно снисходительной к его слабостям! Если бы она была холодна, равнодушна, нетерпима к полученной им во время войны психической травме! Тогда его задача была бы куда легче. В конце концов, он собирался сломить ее дух, а не разбить ей сердце. Но Амелия просто не давала ему такой возможности. Она была бесконечно терпелива, заботлива, нежна и переживала за него так искренне и глубоко, что Джереми готов был зубами скрипеть от бессилия и злобы.
Ничуть не меньше Джереми хотелось презирать своего тестя, его патриотизм, который он считал показным, и его идеалы, которые казались ему верхом идиотизма. Критиковать и высмеивать политические решения, которые его тесть проводил в жизнь, у него получалось. Но к самому Дэвису Нулану Джереми просто не мог испытывать ни презрения, ни враждебности. Отец Амелии оказался весьма достойным человеком — искренним, щедрым, умным и честным. К тому же власть, которой он обладал, была для него не целью, а инструментом, с помощью которого он старался улучшить жизнь простых людей — тех, кто во время выборов отдал за него свои голоса. Это последнее обстоятельство, кстати, ставило Джереми в тупик сильнее всего. Он никак не мог понять, как можно работать на государство? Ведь оно по самой своей природе противоречит интересам обыкновенных граждан, представляя собой чистое, беспримесное зло?
