Куда интереснее было заняться проблемами Баськи, которые просто висели в воздухе.
— Если мы уже наговорились о моей родне, может, скажешь, в чем на самом деле закавыка?
Баська глубоко задумалась, мрачно посмотрела на помойку на столе и вздохнула.
— На самом-то деле, — доверительно призналась она, — мне эта поваренная книжка совершенно не сдалась… хотя она и хороша до потери пульса… но я сразу знала, что мне нужен вот этот, прости господи, альбом. Это он мне о чем-то напоминает. И весь этот скандал я затеяла с надеждой, что мне удастся его заграбастать, и ведь получилось! Теперь я рассчитываю на тебя, потому что не знаю, в чем тут загвоздка.
— Честно говоря, я тоже не знаю. Но догадываюсь, что эти фрагменты кладбищенской архитектуры… вот тут, кажется, песик кусок отъел, ему не понравилось, и он вернул странички обратно… напомнили тебе о разбросанном по всей стране наследстве предков, о котором ты начала говорить, а мент тебе помешал.
— Песик! Пасть-то у него была, должно быть, крокодилья… Не просто напомнили, а прямо таки вопияли. Но я так ничего и не вспомнила, тем более того, при чем тут Феликс.
Я выпалила первое, что пришло в голову:
— Кладбища древние, а он — из старой аристократии.
— Тоже? Как склепы и часовни?
— Нет. Как ты.
— У-у-у… — кисло протянула Баська, пожала плечами и покрутила пальцем у виска.
— Никакое не «у-у-у», ты только посмотри, какой он худой! Вся настоящая старая аристократия так выродилась, что на ней жир не держится. На себя вот посмотри.
Ясное дело, что худобой Баська Феликсу и в подметки не годилась, ведь пожилой возраст свое берет, да и какие-то проблемы со здоровьем у Феликса тоже были, о чем Паулина и Леокадия сплетничали так свирепо, что и мне в уши надуло.
Баська же была среднего роста, очень худая, но косточки у нее были тонкие и нигде не торчали — в отличие от Феликса.
— У толстых жизнь короче, — пробормотала она, хмуря брови. — Ну вот смотри сама, я этого Феликса не знаю, в жизни его не видела, как же я могла про него вспомнить?
Баська заразила меня своей проблемой, и я всерьез задумалась. Надо было бы принять во внимание старые времена, лет эдак: двадцать пять тому назад, а то и тридцать. Вряд ли Баська обращала внимание на худых и толстых в возрасте четырех лет, потому что какое ей тогда было дело до таких вещей? Хотя — кто ее знает?
— Он на тебя ужасно таращился во все глаза, — задумчиво заметила я.
— Кто?
— Феликс. Все пялился и пялился. Все время.
— С омерзением?
Я удивилась:
— Что ты, вовсе нет. Почему с омерзением?
— Ты сама сказала «ужасно».
— Я имела в виду «ужасно внимательно».
— Наверное, я ему тоже показалась знакомой, я ему кого-то напомнила, — решила Баська. — Интересно, кого.
Я предположила, что, может статься, когда-то семьи Баськи и Феликса были знакомы. Четверть века назад Феликс уже точно был взрослый, я сама была этому свидетелем.
Из вчерашних допросов явно следовало, что юридически хозяином участка является именно Феликс, потому что в свое время его признали человеком рассудительным, добропорядочным и честным, устойчивым ко всяким глупым идеям и не легкомысленным в отличие от остальных членов семьи.
— А я об этом даже не знала, — сообщила я Баське. — Или, может, и знала, но не обратила внимания…
— Может, я тоже на что-нибудь не обратила внимания?
— Возможно. А что, если на него, как на добропорядочного и рассудительного, взвалили твое поделенное на кусочки наследство? Может, ребенком ты не обратила внимания, но что-то случайно услышала?
Баська с сомнением покачала головой.
— Нет, что-то не сходится. Тогда я не нашла бы сокровищ за огарком свечи у двоюродного дедушки. Если он рассудительный человек, то не допустил бы такого идиотского рассеяния ценностей. Но, возможно, он что-то знает, что-то когда-то слышал и смутно помнит. Теперь он услышал мою фамилию и спать не может — все ломает голову, откуда ее знает.
— Возможно, — согласилась я. — Будь у него твое наследство, он бы, наверное, об этом знал и дал бы тебе это понять. Разве нет?
— Ничего он мне не дал. Ладно, теперь о другом… Может, и тебя осенит, потому что мне все время упорно кажется… — Она на миг умолкла. — Скажу тебе всю правду. Плевать я хотела на то, кто кого там грохнул в той садовой яме, но ты сказала нечто такое…
Я сразу догадалась, какую тайну Баська хочет мне открыть, только тайна упиралась руками и ногами, не желая выходить на свет Божий. Я потеряла остатки терпения, к дьяволу такт и щепетильность! Ничего Баське не сделается!
— Ну! Что я такого сказала? Вообще-то я много чего говорила, но что именно ты имеешь в виду?
— Насчет той лопаты…
Вот же холера! Мой компьютер под темечком мгновенно выполнил титанические расчеты. Безмятежность ускакала прочь кабаньим наметом, а внутри все слегка напряглось.
— Не исключено, что в этом есть какой-то смысл. Продолжай, — сухо разрешила я.
— Потому что я тоже знала только одного такого. Очень талантливого. Мне кажется, мы обе думаем об одном и том же?
Разумеется, мы обе думали об одном и том же, но я не ожидала, что Баська отважится на искренность. Мне тоже совсем не хотелось изливать душу, свои личные переживания я предпочитала скрывать.
— Не строй иллюзий, мы явно думаем об одном и том же. Но что-то мне подсказывает, что эта тема бесконечная. Ты же не собираешься обсуждать психические извращения? Ты трусоватостью никогда не отличалась, бессонницей на этой почве страдать не будешь…
Баська тут же спохватилась.
— Ты права. Меня гораздо больше интересует шанс вернуть свое добро, хотя не могу ручаться, что тут одно с другим не связано…. Не хочу жить на грани нищеты, а тут, может, что-нибудь и выгорит… Просмотри этот альбом внимательно, если времени не жалко.
Ошметки альбома выглядели хуже, чем морда старой карги. Сырость крепко завладела страницами, они жутко скукожились, выцвели, некоторые снимки вообще нельзя было разобрать. Изысканная мелованная бумага плохо перенесла пребывание в беседке. Можно было угадать только часть пейзажей, гробниц и часовен, декоративных оградок, фрагменты плит, скорее всею гранитных или даже мраморных. Вычурные надписи были почти нечитабельны. Старинные жилые строения выглядели примерно так же. Одно потеряло целый этаж: вообще-то он существовал, но как-то странно размазался и выглядел желтой тучкой, через которую изредка просвечивала черепица.
— Памятные фотографии имений предков? — спросила я неуверенно.
— Понятия не имею. Но это вот склеп дедушки, я уверена.
— Который?.. А-а-а, этот. Какого? А-а-а, двоюродного… Значит, это памятные фото, только обошлись с ними плохо.
