— Я предпочитаю мыслить логически, хотя признаю, что деяния следственных органов превосходят мои умственные способности. Насчет омолаживающих процедур я сомневаюсь, это тебе не разведка и не контрразведка, обычный отдел по расследованию убийств. Надеюсь, я никого не обидела. Тут никто не занимается глупостями с таким украшательством, поэтому, коль скоро в нашем компосте лежал настоящий пан Бартош, этот господин тут может быть только его сыном. Для брата он слишком молод. А на живого моя память реагирует лучше, чем на картинку.
— Меня их штучки-дрючки не касаются, — упрямо капризничала обиженная Паулина — Мне все равно, кто из них живой, пусть этот живой доделает нашу оранжерею, и все тут!
— И через неделю ты сама же скажешь, что оранжерея не нужна!
Тут в разговор вступил Феликс, до сих пор не проронивший ни слова, страшно смущенный и сконфуженный. С отчаянным смущением он посмотрел на Возняка.
— Очень прошу прощения, но речь, кажется, идет об опознании сына не совсем светлой памяти пана Бартоша? Сын у него был, я это знаю. Об этом знает также семья Ключник, Рыкса и Анзельм. Я лично видел его только раз, мальчиком школьного возраста.
— Вы узнаете его сейчас как взрослого человека? — быстро вмешался Возняк, потому что Паулина с Леокадией уже раскрывали рты.
— Да, конечно. Последний в ряду, у него номер четыре. Сходство настолько поразительное, что, даже зная о смерти отца, его можно легко перепутать с сыном. Аж дух захватывает.
— А он совершил какое-то преступление? — жадно поинтересовалась Леокадия.
— Отца убил! — немедленно угадала Паулина с восторгом и ужасом. — Но мне это не мешает.
Возняк вдруг понял во всей полноте телефонные проблемы Феликса, который ни за что на свете не хотел привозить сюда своих почетных гостей. Понял и то, что отбрехаться Феликсу не удалось.
Адам Барницкий пережидал все это за односторонним зеркалом с ангельским терпением, а вместе с ним пережидали трое полицейских в лице двух помощников и одного младшего комиссара. Принимая во внимание некоторую нетипичность опознания, им включили передачу звука снаружи, поэтому скучать им не приходилось, иногда только трудно было сохранить каменно серьезное выражение лиц. Когда все свидетели закончились, их выпустили из заточения.
— Ну и зачем вам была вся эта суматоха? — с легким упреком обратился Адам к Возняку. — Не проще было бы сделать обычный анализ ДНК? Вы же наверняка все равно его сделаете и получите тот же результат.
Возняк не возражал.
— Я вам правду скажу. Это такое странное дело, что я уже сам начинаю открывать посторонним людям служебные тайны. Разумеется, мы сделаем анализ ДНК, но это займет какое-то время, а у меня уже не было сил ждать. Сейчас наконец-то мы с вами проведем долгую беседу, для меня крайне ценную.
— Для меня, наверное, тоже.
Возняк вдруг что-то вспомнил. Он обернулся к плотной толпе свидетелей, которые совершенно не пытались удрать из отделения. Они явно считали его местом проведения приятного светского приема.
— Эва, не пропадай из виду, — попросил он. — Мне почему-то кажется, что ты мне вот-вот понадобишься, хотя не прямо сейчас. Можешь подождать? У тебя есть время?
Эва кивнула, не глядя на него.
— Так получилось, что время у меня есть. К тому же у меня пока еще есть тут свои дела.
Похоже, она просто не могла расстаться с Иоанной.
Росчишевской рядом не было, она прилипла к Анне Бобрек, словно твердо решила завязать с ней теснейшую дружбу.
Возняк успел это заметить, прежде чем скрылся с Адамом в комнате для допросов. Он даже успел мимолетно встревожиться, какие еще заговоры эти девушки строят…
* * *
Меня совсем не обрадовала встреча Баськи с Анной: для меня это случилось слишком рано. Анна отнюдь не была склонна к откровенности. Я знала о ней от Бартоша больше, чем готова была признаться, а теперь проверяла эти сведения. Сколько тут правды? Половина? Он себе поймал… скорее выловил… молоденькую девушку-подростка, она была молодая и глупая, а божество спасло ей жизнь.
И эту самую жизнь испаскудил ей потом радикально и, наверное, бесповоротно. Такая красивая девушка. Жаль. Надутый дурак.
Зато у меня под рукой оказалась Эва Гурская, которая отлично знала, что я много лет нахожусь в дружеских отношениях с ее дядей и пока ничем ему не напакостила. Ну, за исключением того, что периодически добавляла ему работы…
Теперь я просто обязана была воспользоваться случаем.
— Эва, можешь ты мне открыть такую общедоступную тайну… Прости, что я с тобой на «ты», но я с тобой познакомилась, когда ты еще в школу ходила…
— И заслужили мою пожизненную благодарность, — живо перебила меня Эва. — Конечно, вы меня еще и напугали, но все-таки я вам очень благодарна.
Я удивилась:
— А что я тебе такого доброго сделала?
— Вы меня толкнули на правильный жизненный путь. Я теперь вижу, что это под вашим влиянием. Я добавила в «Эмансипированных женщин» криминальные элементы и прославилась на всю школу…
Она вкратце рассказала мне, что случилось на дачном участке.
Кроме того, она честно воздала по заслугам и Бартошу.
— Я не отдавала себе отчета, что он так сильно меня разозлил. У меня внутри все просто закипело, и нужно было куда-то эту злость выплеснуть. А ваши книжки как раз сидели у меня в голове, и решение написать такое сочинение пришло само, да так и осталось. Если бы не вы, я наверняка бы написала слезливый рассказик или другую глупость. А что за общедоступная тайна, о которой вы говорите?
Я тут же преисполнилась надежды, что из благодарности она расскажет мне все, что знает.
— Из дома Анны Бобрек вытащили все барахло, оставшееся от Бартоша, просто склад макулатуры. Где это все теперь? Я тебе сразу скажу, что мне до лампочки любые партийные постановления и высокопарная пресса, речь идет о географии. У Бартоша были карты, атласы, штабные карты, дорожные, словом, разные. Он наносил на них маршруты, которые я лично и отрабатывала. Я бы хотела на все это посмотреть и вспомнить, что где было, а некоторые карты и атласы вообще были мои.
— И вы у него сразу не отобрали? — возмутилась Эва.
— Я с ним на нервах расставалась, так что мне было не до карт.
— Ну да, понимаю. Говорят, там был просто склад макулатуры. Но про карты я ничего не слышала… — Она на миг задумалась. — Если карты не оставили у Анны Бобрек, то они у Анджея, я имею в виду Возняка. Все отделение читало эту белиберду, чуть глаза на лоб не вылезли. И никакая эта не тайна: ничего полезного они не нашли. О географических документах речи не было. Возняк ничего не расскажет, но вы можете спросить моего дядю. Или я спрошу?
Она явно расстроилась, что не может оказать мне услугу.
— Нет, я и сама смогу спросить, — успокоила я Эву. — Я даже собиралась, а тебя спросила просто при оказии.
