– Одна? – поинтересовался я.
– Да, одна, – спокойно ответила девушка.
Мы с Ириной переглянулись, и я задал очередной вопрос:
– А вот актер Стасик Ярошевич утверждает, что он в тот вечер и до поздней ночи был у вас в гостях.
– Он, как всегда, врет, – безапелляционно заявила Маша.
– Откуда вы знаете, если вы были в своей комнате? – спросил я.
– Знаю, – ответила девушка. – Если бы кто-то пришел, я бы услышала. Вас, когда вы приходили, я же услышала.
– Поэтому вы и спрятались от нас?
– Да, – ответила девушка. – Я просто не хотела никого видеть. У меня было плохое настроение.
– Это ваше настроение… оно связано с разрывом ваших отношений с Ярошевичем? – решился я задать такой вот вопрос.
– А почему это вас должно интересовать? – с вызовом посмотрела на меня Маша.
– Потому что Ярошевич утверждает, что приходил в гости именно к вам… – сказал я.
– Я же говорю, он вам все наврал… – сказала Маша. – К тому времени мы с ним уже неделю не… виделись.
– Значит, в тот вечер Стасика Ярошевича у вас в доме не было? – задал я уточняющий вопрос.
– Не было, – подтвердила девушка.
– Выходит, что он обманул, – подумав, произнес я и добавил: – Причем обманул не только меня, но и следователя. И ваша мама, когда сказала, что Ярошевич был у вас в гостях, тоже, получается, говорит неправду?
– Она тоже врет, – жестко произнесла Маша. – Выгораживает своего любовника…
Последнее слово у девушки явно вылетело непроизвольно. Но слово, как известно, не воробей… Не воспользоваться услышанным я не мог, поэтому округлил глаза и, придав голосу нотки несказанного удивления, спросил:
– Ваша мама и актер Ярошевич – любовники?
Маша какое-то время смотрела на меня, желая, очевидно, ответить резко и грубо, но слезы сами потекли из ее глаз ручьями, и она закрыла лицо ладонями. Девушку было откровенно жаль. Ирина обняла Машу и осуждающе посмотрела на меня: дескать, можно было бы как-то поделикатнее обойтись с обманутой девушкой… Я кашлянул и понимающе произнес:
– Простите, Маша, если я вас ненароком обидел…
Ирина продолжала хмуриться, считая, что я сильно обидел девушку, то есть настолько обидел, что нет мне никакого прощения до скончания века. И даже когда я стану испускать последний вздох, закатывая глаза и суча ногами, прощения мне не предвидется ни хрена… Вот оно как бывает с девушками.
Но если пообстоятельнее разобраться, разве я главный обидчик? Я лишь так, косвенно, наискосок да сбоку. Настоящие обидчики Маши – ее родная мать и этот хлюст Стасик Ярошевич. Один бросает наивную девушку без видимых причин и переметывается к другой женщине, а та, другая, принимает парня, что равносильно его сманиванию, а потом прелюбодействует с ним едва ли не на глазах родной дочери. Откровенное предательство единственной дочери.
Кроме того, все через это проходят. Парни бросают девушек, девушки изменяют парням… Так почему Машу должна миновать подобная участь? Конечно, не всех девушек бросают из-за их матерей, но в жизни случается всякое…
А Маша уже рыдала в голос. Ничего страшного. Может, после этих слез ей будет немного легче. Выговорилась наконец. А что мне было нужно, так я уже узнал…
– Я… видела их… вдвоем… – Маша подняла заплаканное лицо и повторила: – Я видела…
– Постарайся не думать об этом, – Ирина погладила девушку по голове, как малого ребенка.
– Да как не думать! – с надрывом произнесла Маша. А потом перевела взгляд на меня: – Скажите, а это наказывается?
– Что? – спросил я. – Предательство? Если вы это имеете в виду, то обычно предавший человек расплачивается той же монетой. То есть в скором времени кто-нибудь предает уже его…
– Нет, не то, – всхлипнула Маша. – Вранье на допросах у следователей наказывается?
– А-а, вы про э-это, – протянул я. – Да, наказывается. Дача ложных показаний – уголовно наказуемое преступление. За это можно даже сесть в тюрьму.
– Я хочу, чтобы он сел в тюрьму. И она!
– Это вполне возможно, – уверенно сказал я. – Поскольку вранье вашей матери и этого Ярошевича может быть истолковано как дача заведомо ложных показаний с целью сокрытия преступника. В данном случае – убийцы продюсера Марка Лисянского.
Маша продолжала плакать, но уже беззвучно. Она уткнулась в Иркину блузку, и плечи ее мелко вздрагивали.
Что я выношу из разговора с Машей? То, что у Стасика Ярошевича никакого алиби не существует. Более того, и он, и Аленина солгали следствию, что в ночь убийства Ярошевич был в доме Лисянского. Значит, Стасик вполне мог убить продюсера Лисянского. А может, это он и убил. Поэтому Аленина и покрывает его. Получается, она была в курсе всего?
Актеры-убийцы – это возможно? А гении-злодеи?
Глава 11. Инсценировка, или Весь мир – театр
Я сидел в монтажной, когда мне позвонила Ирина.
– Привет, – сказала она негромко.
– Привет, – ответил я.
– Чем занят? – Голос Ирины был вкрадчив, и я понял, что далее она скажет мне что-то важное. Так оно и оказалось.
– Пытаюсь собрать материал по делу Лисянского, – ответил я. – Шеф хочет, чтобы была передача.
– Что делаешь вечером? – спросила Ирина многообещающе.
– А ты хочешь мне что-то предложить? – вопросом на вопрос ответил я.
– Да, у меня к тебе есть предложение, – сказала Ирина.
– Слушаю тебя внимательно, – произнес я.
– Маша подслушала разговор матери с Ярошевичем, – голосом заговорщицы сообщила Ирина. – Сегодня вечером Аленина будет ждать Стасика у себя на съемной квартире.
– И что ты предлагаешь?
– Это не я предлагаю, а Маша, – ответила Ирина. – Она хочет, чтобы мы с тобой вместе с ней пришли к Алениной и застукали ее с Ярошевичем. И тем самым стали свидетелями предательства Алениной по отношению к Маше.
– А зачем это нужно Маше, она не сказала? – спросил я.
– Нет, – ответила Ирина. – Просто попросила меня быть с ней и сказала, чтобы я взяла с собой и тебя.
– Хорошо, – естественно, согласился я. – И во сколько у нас состоится это мероприятие?
– В десять часов вечера ты должен быть возле дома Алениной, – сказала Ирина. – Помнишь адрес: дом семнадцать по Чоботовской улице.
– Помню, – ответил я. – Где мы встречаемся?
– Там же, где в прошлый раз, – ответила Ирина.
– Хорошо. Принято. Буду.
– Тогда до встречи в десять, – сказала Ирина.
– До встречи, – завершил я разговор с ней.
