Грег догнал ее и схватил за локоть.
— Уверяю тебя, работа больше не будет занимать первое место в моей жизни. Может же человек пересмотреть свои приоритеты? А я хочу, чтобы первой в списке стояла ты.
На несколько долгих секунд Джеки закрыла глаза. Грег испугался новых слез, но в зеленых глазах засверкал огонь.
— Даже говоря о любви, ты используешь административные термины: приоритеты, списки, первые места… — Она сняла куртку и сунула ему в руки. — Извини, Грег, ты слишком предан своей работе, а такая женщина, как я, будет всегда мешать тебе.
Все оказалось куда болезненнее, чем он ожидал.
И все же Грег видел крошечную лазейку в ее непримиримой позиции. И будь он проклят, если не воспользуется этим.
Она думает, что его признание в любви — результат потрясающего секса? Тогда он станет ухаживать за Джеки, когда в поле зрения не будет ни кровати, ни офисного кресла, ни чистого брезента.
Джеки считает, что карьера значит для него больше, чем она?
Значит, он докажет обратное.
Все, что ему нужно, — это представить ей конкретное доказательство.
Глава четырнадцатая
Джеки растянулась на столике для пикника на заднем дворе своего дома субботним утром, в день отмененной вечеринки по поводу ее двадцатипятилетия. Она была слишком расстроена, чтобы веселиться.
Подперев подбородок одной рукой, другой она дописывала партитуру оперетты для детей о танцующем бегемоте — торжествующий финал, в котором главный герой следует за своей мечтой, какой бы странной или откровенно смехотворной она ни казалась.
Джеки надеялась, что концовка удалась.
Все остальное, что она написала в дни, последовавшие за их с Грегом размолвкой, получилось довольно мрачным.
Тот, кто первым заметил, что нельзя хорошо петь, не познав плотской любви, несколько упростил ситуацию. Точнее было бы сказать, что человек не сможет полностью раскрыть свои творческие возможности, пока не испытает острой, всепоглощающей сердечной боли, которая неизбежно следует за близостью.
С днем рождения тебя, Джеки.
Они закончили съемки в тот же день. Джеки также записала несколько новых звуковых дорожек на природе, но Грег сказал, что ему не потребуется ее помощь при монтировке окончательного варианта. Он высадил ее у студии поздно вечером с вежливым поцелуем в щеку, который здорово смахивал на прощальный, и с тех пор они не виделись и не разговаривали.
За эти дни она сотни раз прокручивала в уме тот их ненавистный разговор и всякий раз приходила к одному заключению: мужчина, настолько привязанный к своей работе, а вместе с ней и к общественному мнению, будет лишь сожалеть о длительных отношениях с Джеки Брейди.
Правда, сознание собственной правоты не добавляло ей счастья, и теперь она изобретала убедительную отговорку, чтобы не идти на сегодняшнюю вечеринку к Шеймусу.
Она не готова встретиться с Грегом. Еще не готова.
Терзая мозг в поисках предлога менее банального, чем ларингит, Джеки услышала женский голос:
— Йо-хо, Джеки.
Никто не говорит ей «йо-хо», кроме школьной училки. Джеки закрыла блокнот и выключила магнитофон.
— Я здесь, Ханна. — Она не видела подругу целую неделю.
Ханна забрала золотистые волосы в высокий хвост. Одетая в длинный цветастый сарафан, она выглядела очень элегантно.
— В чем дело? — спросила Джеки, оглядывая подругу. — Ты устраиваешь девичник или что-то в этом роде?
Ханна закатила глаза.
— Здрасьте вам. Я иду на премьеру рекламного ролика. Почему ты еще не одета?
Джеки запаниковала. Откуда Ханна знает о премьере?
— Грег пригласил нас с Майком. Майк едет с ним, чтобы помочь с оформлением, а я решила узнать, не хочешь ли ты составить компанию мне.
— Кажется, я не очень хорошо себя чувствую. — Джеки покашляла. — Думаю, начинается ларингит. — Она прохрипела последние слова для большей убедительности.
Ханна взяла Джеки под руку и повела к дому.
— Если я иду на вечеринку с Майком, значит, и ты вполне можешь побыть с Грегом пару часов.
Джеки испытала легкий шок, увидев поместье Шеймуса на севере Бостона. Огромный кирпичный фасад скорее напоминал учебный корпус в Гарварде, чем жилой дом. Один только двор соперничал размерами с парочкой футбольных полей.
— Ты уверена, что мы приехали куда надо? — спросила Джеки. Может, стоило надеть что-нибудь более официальное, чем белое платье в голубой горошек, на котором настояла Ханна? — Как-то уж слишком шикарно.
— Дом как дом. — Ханна поправила волосы и разгладила платье. — Кроме того, Майк сказал, что этот Шеймус совсем не сноб.
Что правда, то правда.
Они всего на несколько шагов отошли от машины, когда Чип, референт Грега из Би-Си-Ай, подъехал на гольф-каре и предложил их подвезти.
— Вечеринка на заднем дворе, леди, и я ваш официальный сопровождающий. Запрыгивайте. — Он обежал вокруг машины и открыл дверцу. На нем была льняная полосатая рубашка и голубые подтяжки с желтыми теннисными ракетками.
Нервы Джеки натягивались все сильнее. Ее навыки светского общения практически равны нулю. Как ей удастся продержаться несколько часов?
Чтобы отвлечься, она спросила Ханну, как у той обстоят дела с Майком.
Ханна вздохнула.
— Мне почему-то кажется, что это он должен проявить инициативу и первым заговорить о свадьбе. — Она потеребила подол цветастого сарафана и пожала плечами. — Если он в ближайшие дни не сделает этого, никакой свадьбы в следующий уикенд не будет.
И на ярмарке холостяков снова появятся братья Де Коста. Берегитесь, женщины Бостона, убойное обаяние на свободе!
— Он наверняка скажет об этом, — убежденно проговорила Джеки. В отличие от Грега, зацикленного на карьере, Майк живет полной жизнью. Такой мужчина не упустит женщину, которую любит.
В отличие от своего брата.
Наконец они увидели пеструю толпу человек в сто, собравшуюся по случаю премьерного показа рекламного ролика «Возврат к природе». Гости стояли труппами вокруг бассейна и пышных зарослей, ведущих к океанскому берегу.
В оформлении, вполне естественно, доминировала тема возврата к природе: выстроенный из бамбука бар в конце лужайки и низкая сцена, увитая плющом и виноградной лозой, — в центре. Мужчины — в костюмах из индийского льна, женщины — в широкополых шляпах. Джеки не увидела ни одного знакомого лица.
Неожиданно две фигуры в черном отделились от толпы и приблизились к автомобильчику.
— Дорогая! — воскликнул Найал Брейди — его черный в цветочек галстук был единственной уступкой теме вечеринки. Он всегда одевался так, словно в любой момент мог выйти на сцену Карнеги-Холл и все, что ему нужно, — это только нацепить «бабочку».
