Шамиль сузил глаза:
– Вот только будут ли они так же добры к тебе, если узнают, что их доктор любовница короля?
Мейза указала дрожащим пальцем на внедорожник, припаркованный в конце подъездной дорожки:
– Оставь меня сейчас же и не возвращайся без извинения!
Шамиль горько рассмеялся:
– О, я вернусь, но не откажусь от своих слов. Если ты откроешь детали Рафику, расхлебывать последствия этого шага придется тебе!
С этими словами он направился к ожидающему внедорожнику, сел в машину и уехал, оставив Мейзу стоять на пороге и думать о том, как она скажет Рафику о том, где была его жена в тот злополучный вечер. Если решится сказать ему…
Даже если она признается, это ничего не изменит. Рима по-прежнему будет мертва, а Шамиль начнет вставлять палки ей в колеса, если она сообщит Рафику детали. Не сказать, чтобы она так уж лояльна к Шамилю, но у Мейзы было довольно здравого смысла, чтобы рисковать всем, ради чего она так упорно трудилась. Конечно, ей придется держать в секрете от Рафика такую важную деталь… Это наполняло ее чувством вины.
К счастью, сейчас ей нужно подумать совсем о другом. С этого дня в ее обязанности входит лишь роль гостеприимной хозяйки.
Мейза нервничала. Рафик заметил это еще во время ужина. А сейчас, когда они отдыхали на ротанговых диванах в уединенном внутреннем дворе под ночным небом, ее волнение еще больше усилилось. Но и взвинченная, Мейза по-прежнему выглядела красивой. Она сидела, подобрав ноги, и он мог видеть изящную серебряную цепочку, обвитую вокруг лодыжки, которая подходила тяжелым браслетам на запястьях. Длинные темные волосы лежали на стройных плечах, освещенные луной, а белое газовое платье, очень ей шедшее, контрастировало с золотистым загаром.
Рафик вспомнил, как касался этой кожи в то время, когда они полностью были заворожены друг другом. Оба испытывали тогда такой голод друг по другу, что казалось, насыщение не наступит никогда, – пока до одной и единственной ночи они не пересекли запретную линию…
Мейза по-прежнему его завораживала. Более того, она зажигала в нем огонь, который, как он ошибочно предположил, потухнет от времени, ошибок и сожалений…
Рафику хотелось встать с дивана, на котором он сидел, и сесть рядом с ней. И не только сесть… Но ее правило – никаких поцелуев! – оставляло ему только один выбор: сидеть там, где он сидел, и любоваться ею на расстоянии.
Мейза вздохнула, ее внимание было приковано к жасмину, растущему с краю от каменной террасы.
– Я люблю летние вечера.
Рафику нравился тон ее голоса – мягкий, лиричный…
– Ты почти совсем избавилась от акцента. Она улыбнулась, на щеках появились ямочки:
– Надо винить в этом время, проведенное в Штатах.
– Ты еще не забыла наш родной язык? Мейза нахмурилась:
– Конечно, еще не забыла! Я ведь должна общаться здесь со своими пациентами.
Рафик подумал об одном вопросе, который хотел задать:
– Почему ты вернулась в Баджул работать врачом, зная, какое отношение будет к тебе здесь после развода?
Мейза посмотрела вдаль и начала крутить браслеты на своем правом запястье.
– Баджул мой дом, Рафик, а так как Бутрос живет в другом месте, вернуться назад показалось мне самым логичным шагом. Сознаюсь – в Штатах мне не хватало тишины и покоя.
– И сегодня вечером ты не кажешься спокойный, – заметил он. – Тебя что-то гложет?
Мейза поерзала на месте и наконец встретилась с ним взглядом:
– Вообще-то, да. Наш народ очень беден. Я озабочена недостатком заботы для беднейших людей Баджула.
– Насколько я понимаю, ты отличный доктор, поэтому твои пациенты получают отличный уход.
– Но я одна, Рафик! Другие врачи могли бы помогать, но они отказываются. Они лечат только тех, кто может платить. Это просто ужасно.
Рафик понимал ее досаду, но помочь ничем не мог.
– Я не могу заставить других врачей работать бесплатно.
– Но ты мог бы позаботиться, чтобы доктора из других стран были заинтересованы приезжать к нам. Так мы сможем хотя бы компенсировать недостаток местных врачей.
Рафик подался назад и поставил стакан мангового сока на стол.
– И каким образом я должен это делать?
– Предлагать спонсированные государством гранты.
– В настоящее время все средства направлены на проект консервации воды. У нас нет возможности направлять средства на что-нибудь другое.
– Как насчет того, чтобы продать один из новых военных самолетов, которые приобрел Адан? Их более чем достаточно для страны размером с Баджул.
– Временами кажется, у нас недостаточно боевой техники, чтобы позаботиться о нашей безопасности. Но я подумаю над твоими словами.
Он заметил искру гнева в ее темных миндалевидных глазах.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Мейза, я имею всего один голос в Совете.
– Но твой голос главный, король Мехди! За тобой последнее слово.
У него было меньше власти, чем Мейза осознавала.
– Я должен делать то, что диктует большинство в Совете.
– За счет твоего народа?
– Я подумаю над твоими словами и, когда наступит время определять следующий бюджет, представлю Совету твое видение проблемы.
Мейза вытянула ноги и бросила на Рафика испепеляющий взгляд:
– До этого еще больше пяти месяцев. Люди умрут, так и не дождавшись помощи, – как взрослые, так и дети. Матери с трудными родами…
Он не мог разочаровать ее:
– Ну хорошо. Я посмотрю, что могу сделать, хотя, учти, никаких обещаний ты от меня не услышишь.
– Думаю, этого довольно. – Выражение ее лица стало расслабленным. – По крайней мере, на данный момент.
Усталость начала давать о себе знать, но Рафик не мог заставить себя оставить Мейзу. Он также не мог освободиться от возникшей боли – последствия травмы, которую ему пришлось перенести в молодости. Он поднял плечо раз, два, прежде чем снова лег на подушки.
– До сих пор тревожит тебя, да? – спросила Мейза. Она заметила! Впрочем, Рафик не был удивлен:
– Что именно тревожит меня?
– Твое плечо. То самое, которое ты повредил в той нелепой драке с Аакифом Нейемом.
– Насколько я помню, дрались мы из-за тебя. – Рафик улыбнулся. – Два синяка под глазами и рассеченная губа. Не упади я тогда на железные ворота, обошелся бы без шрамов.
Мейза вернула ему улыбку, хотя казалось – она пытается ее удержать.
– Те самые ворота, через которые ты проехал раньше, ворота, созданные моим отцом отгонять нежеланных ухажеров.
