Джеймс покачал головой. Он не может не думать о ней. Особенно о том, что произошло между ними той ночью в библиотеке. Он сотни раз называл себя идиотом, проклинал себя и клялся, что это больше никогда не повторится. Но, в конце концов, это было единственное, о чем он мог думать, снова и снова восстанавливая в своем сознании детали. Он не мог не думать о ее бархатистой коже, ее женском запахе, сводящем его с ума, о ее прелестной груди. Каждая грудь была как раз по размеру его ладони. Он представлял ее рыжие волосы, золотистым каскадом спадающие на плечи, ее полные влекущие губы. Все это снова и снова возникало перед его мысленным взором. И когда возникало, он тут же видел Кейт в своей постели.
Проклятье! Его тело незамедлительно реагировало на его мысли. И этому мучению, казалось, не было конца. Он не мог делать ничего другого, только истязать себя. Нет сомнения, если ее оправдают, а это очень большое «если», ей не будет места среди аристократов, она не сможет найти себе подходящую партию для замужества, а высшее общество закроет перед ней все двери. Но что может сделать он? Он не мог предложить ей ничего другого, кроме как стать автором скандального памфлета. Конечно, полагал он, лучше прославиться как автор памфлета, чем как убийца собственного мужа. Но разве можно думать о развитии их отношений, когда они встретились при таких обстоятельствах? Джеймс нанял ее, преследуя собственные цели, а она использовала его, чтобы выйти из тюрьмы. Далеко не тот вид ухаживания, о котором можно было бы мечтать.
И о чем он думает, называя это ухаживанием? Он не ухаживает за Кейт, нет. Он позволил себе эти вольности, потому что, несмотря на все увещевания держать руки подальше от нее, не смог следовать им. Он снова и снова мучил себя обвинениями в собственный адрес и понимал, что будет мучить и дальше, но сейчас единственное, чего он хотел, это снова быть рядом с ней.
Помня настоятельное требование Абернети, он поговорит с ней о ее защите. Возможно, нападение и есть лучший вид защиты? Может быть, парламент с большим сочувствием отнесется к Кейт, если она расскажет, каким чудовищным было отношение к ней ее мужа? Да, он поговорит с ней об этом. Позже. А прямо сейчас все, о чем он мог думать, это поскорее увидеть ее лицо.
Джеймс ускорил шаги. Гравий приятно шуршал под ногами, пока Джеймс шел к парадным дверям дома. О Господи, он страстно желал увидеть ее. Он почти бежал. Потянул медную ручку двери и, войдя, поспешно начал снимать пальто и шляпу. Бросив их дворецкому, устремился в библиотеку, где, скорей всего, сидела Кейт и писала памфлет. Дворецкий проводил его взглядом полным недоумения. Едва сдерживая улыбку, Джеймс вошел в библиотеку. Быстрым взглядом окинул комнату. Пусто.
Его улыбка растаяла. Оставив дверь открытой, он резко повернулся и, выйдя в коридор, быстрым шагом направился в золотую гостиную.
Возможно, Кейт пьет чай?
Дверь была открыта, и он вошел… пусто.
В сердце шевельнулось какое-то неприятное предчувствие. Джеймс нахмурился. Может быть, она у себя? Отдыхает? Мимо быстро прошмыгнула горничная.
— Вы видели ее светлость?
— Нет, милорд. — Горничная подняла на него глаза. — Сегодня не видела.
Морщина на переносице стала глубже. Кейт не выходила из комнаты весь день? Это не похоже на нее. Возможно, ей нездоровится? Он хотел подняться наверх и увидеть ее, но после некоторого замешательства остановил себя. Он не должен потворствовать своим желаниям. Нет. Он покачал головой. Позже он пошлет ей записку и попросит о встрече, чтобы обсудить с ней способы защиты. И потом будет сидеть напротив нее за столом, когда они начнут обсуждать этот вопрос.
Надеясь отвлечь себя от мыслей о Кейт, Джеймс снова спустился в холл и направился в свой кабинет.
Фемида поднялась и подбежала, чтобы приветствовать хозяина.
— Рад видеть тебя, девочка, — сказал он, трепля собаку по голове.
Фемида следовала за ним, когда он подошел к столу и, выдвинув стул, сел. Джеймс провел рукой по лицу и тяжело вздохнул. Толстая стопка бумаг посреди стола невольно привлекла его внимание. Джеймс сдвинул брови и наклонил голову, чтобы рассмотреть, что это. На верхнем листе он увидел свое имя.
Почерк Кейт.
Джеймс схватил письмо, взломал восковую печать и развернул письмо. И быстро просмотрел написанное.
«Дорогой Джеймс!
Когда Вы будете читать это письмо, я уже буду далеко. Я больше не могу подвергать Вас опасности. И прошу прощения за те неприятности, которые доставила Вам. Прилагаю памфлет. Надеюсь, Вы получите то, чего ждете. Я наняла карету и возвращаюсь назад, в Тауэр. Там мое место. Я думаю, мы оба понимаем, что никогда больше не увидим друг друга. Я готова принять свою судьбу, какой бы она ни была. Спасибо за все. Вы всегда были так добры ко мне.
Кейт».
Джеймс прочитал раз, потом другой, словно слова могли измениться, если он прочтет их снова. Сапфировое ожерелье и серьги, что он подарил ей в ночь импровизированного бала, лежали на столе. Джеймс сжал ожерелье в кулаке.
— Нет, Кейт, — прошептал он, роняя письмо на стол. Взяв в руки памфлет, пролистал его. Да, это ее история. То, что Кейт хотела рассказать о себе, о том, что с ней случилось. Но Джеймсу не нужно читать памфлет. Он и так все знает. За эти несколько дней он не раз слушал ее рассказы. Она невиновна. Она невиновна и прелестна, и может умереть из-за бессердечного упрямства ее мужа и нежелании какого-то жалкого труса признаться в совершенном убийстве. Это несправедливо. Это несправедливо.
Джеймс смял листы и бросил их на пол. Господи, да он наймет другого сыщика, дюжину сыщиков! Он не остановится, пока они не узнают каждую подробность того, что случилось в ту ночь, пока не докажут непричастность Кейт к этому преступлению.
Он спасет ее. Он должен сделать это.
Глава 28
Вернувшись в Лондон, Джеймс первым делом отправился в клуб. Он хотел лишь одного. Выпить два… или лучше три стаканчика бренди и забыть обо всем. Нет, он никогда не был любителем алкоголя, но подобное развлечение, казалось, всегда помогало Колтону и Эшборну, когда у них случались неприятности, и они чувствовали себя неважно… И Бог ему судья, если сейчас не наступила его очередь!
Джеймс сидел в клубе в полном одиночестве. Очевидно, все другие члены клуба читали в газетах о его скандальной истории. И хотя вход в клуб пока не был закрыт для Джеймса, обычная группа знакомых не спешила приветствовать его. Как только он вошел, комната неожиданно опустела. Он сидел за столом, подперев голову рукой. Мнение света? Сейчас оно ему было абсолютно безразлично. Все, о чем он мог думать, это Кейт. Как она? Вернулась в свою камеру в Тауэре? Ей холодно? Грустно? Одиноко? Проклятье! Видимо, так и есть. И он даже не может навестить ее. Это было бы слишком рискованно. И для нее, и для него, и еще из-за тысячи разных причин.
Он еще не прикончил первую порцию бренди, когда появились Колтон и Эшборн и уселись за его стол.
