Лицо ее просияло.
— И как его зовут?
— Скажу, когда мы его увидим. — Он поднял фонарь и жестом предложил ей идти вперед.
Люк уже заходил в конюшню проведать Эсмеральду и посмотреть на щенков, так что знал: девушку порадует веселое семейство.
Леди Дженис бодро шагала впереди, а Люк освещал ей дорогу, пока они не миновали затихшие денники.
Его смущала собственная реакция на эту девушку: это было не просто вожделение, а что‑то еще, настолько захватывающее, что его обычная беспечность изменила ему — впервые, насколько он себя помнил.
Как только они завернули за угол и стал виден освещенный денник в конце ряда, Дженис ускорила шаг, оставив Люка позади. Она двигалась так легко, так стремительно, что он невольно залюбовался. Коса выбилась у нее из‑под шляпки и при каждом шаге подскакивала, ударяясь о спину.
Он с трудом заставил себя отвести взгляд от ее совершенного профиля, пока она возилась с дверцей. Девушка уже присела на корточки возле копошащегося семейства, когда он повесил фонарь на гвоздь в наружном ограждении денника и присоединился к ней.
Она улыбнулась ему, обернувшись через плечо:
— Эсмеральда их кормит. Поздновато, не находите?
Скрестив руки на груди, Люк просто смотрел на нее и молчал. Да она и не ожидала ответа, в бурном восторге от увиденного.
— А когда у них откроются глазки?
— Думаю, через неделю.
Она взяла в руки белого щенка, доставившего всем волнение и хлопоты.
— Так как вы его назвали?
— Тезей. — Люк ляпнул первое, что пришло в голову.
Дженис расхохоталась, прижимая щенка к груди:
— Эта кроха? Шутите?
Отсмеявшись, спросила:
— Значит, вы читали греческие мифы?
— Конечно. Я вообще много читаю, — спокойно объяснил Люк и уселся рядом с ней на сено, упершись ладонями в пол.
Она подняла на него смущенный взгляд:
— Простите, не хотела вас обидеть. Это хорошо, когда грум умеет читать. Мы с мамой и младшей сестрой тоже обучаем наших конюхов.
Он ничего не ответил, и она снова переключила внимание на извивающегося белого щенка. Люк просто наблюдал за ней и крошечным пушистым существом, и это зрелище ему очень нравилось.
— И все же, почему Тезей? Он вовсе не похож на героя, которому предначертано судьбой кого‑то спасать. Он такой маленький и забавный.
— Трудно знать наперед: может, и у собак есть свой Минотавр, — сказал Люк.
Дженис украдкой взглянула на него:
— Вы склонны в это верить, да?
— Просто считаю, что хорошая собака должна быть всегда начеку.
— Ну что ж, пусть будет Тезей. — Дженис положила щенка под бок Эсмеральде. — Он уже герой, хотя бы потому, что выжил — благодаря вам, конечно.
И снова Люк промолчал, выбирая удобный момент, чтобы сообщить ей наконец то, ради чего все и задумано. Ему ужасно не хотелось портить ей настроение, но он старался уверить себя, что медлит вовсе не потому, что рядом с этой девушкой что‑то темное и тягостное в его душе тает, исчезает без следа. И он чувствует себя…
Счастливым.
Если счастье заключено в этом мгновении, которое ему так страстно хотелось бы остановить.
Нет, он только откладывал неизбежное.
Люк знал, что нет ничего страшнее разгневанной женщины. А что касается леди Дженис, когда она разозлится, испытал на себе. И все‑таки как бы он хотел, чтобы она перестала драться как дикая кошка, а просто доверилась ему.
Сейчас она сидела лицом к нему, обхватив руками колени, а он просто на нее смотрел.
— Я рада, что вы подали сигнал. Сегодня был очень трудный день, столько всего произошло, что вряд ли удалось бы заснуть.
Только этого не хватало: она начала с ним откровенничать. Следовало немедленно прекратить эти глупости: какое ему дело до ее мелочных забот? — или не прекращать?
Люку все же хотелось узнать, что еще произошло в этот день, и потому он спросил, стараясь не выдать своих эмоций:
— Как вам его светлость?
— Как‑то вы не очень почтительны и дерзки для грума.
— Я не стремлюсь всем нравиться.
Она отвела взгляд в сторону.
— Герцог — темная лошадка, но заподозрить себя в безнравственности не подал ни малейшего повода.
Люк вскинул бровь, но промолчал.
Эсмеральда громко зевнула, один из щенков заскулил и завозился, в то время как остальные, насытившись, посапывали у матери под боком.
Дженис оторвала взгляд от трогательного зрелища и посмотрела на Люка:
— Мне кажется, он привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. И если не добивается своего, то приходит в ярость. Верно?
Он промолчал, и она продолжила:
— И меня очень удивило поэтому, что сегодня вечером со мной он проявил поразительную выдержку.
Она тяжело вздохнула.
— Только не спрашивайте о подробностях — вы бы не одобрили. Впрочем, я и не нуждаюсь в чьем‑либо одобрении.
Вскинув подбородок, Дженис с вызовом взглянула на него.
— Но ведь вам хочется мне рассказать, — мягко проговорил Люк. — В противном случае вы бы об этом не упомянули.
Они говорили шепотом, чтобы не нарушить покой собачьего семейства и не разбудить других работников конюшни.
Дженис залилась краской и, закрыв лицо руками, вздохнула.
— Хорошо. Я все же решила покорить герцога… Да, и не смейтесь. Я, девушка, которая не получила ни единого предложения в прошлом сезоне.
Только Люку было не до смеха: все в нем взбунтовалось против этого плана, — и он невольно подался вперед.
— Почему именно его?
Она опустила руки.
— Потому что я устала быть незаметной. Он герцог, а значит, облечен властью и влиянием. Став герцогиней, я наконец выйду из тени. — Она ненадолго умолкла, потом добавила: — Я знаю, вы подумали, что ради этого мы и прибыли, только все не так.
— Так почему вы приняли такое решение? Разве вам не достаточно благ в обществе как дочери маркиза? Почему вдруг захотелось большего?
Выражение ее лица стало отчужденным.
— Я не властна над собственной судьбой. А почему… Это я обсуждать не стану, скажу лишь, что случайно услышанное сегодня полностью все переменило. Я вдруг осознала, что должна взять свое будущее в собственные руки, поэтому и решила принять вызов.
— То есть уподобиться всем остальным? — с горькой иронией произнес Каллахан.
