— А вы обе? Зачем вы здесь? Неужели думаете, что герцог намерен жениться на старой деве из захолустного городишки, без денег и перспектив? И потом, зачем ему другая сестра? Одна из вас в любом случае останется ни с чем.
Леди Роуз поморщилась:
— Как вы грубы, мисс Бренсон.
— А вы нахлебницы, — огрызнулась та. — Я по крайней мере оплачиваю свое пребывание здесь. Полный пансион.
— В с‑самом деле? — удивилась Дженис.
— Конечно. Его светлость хоть и богат, но имеет склонность к азартным играм… помимо прочего.
— Прочего? Что вы имеете в виду? — заинтересовалась Дженис.
— Ничего особенного, я уверена, — тихо сказала миссис Фрайди, тронув пальцами скромный вырез своего платья.
Мисс Бренсон насмешливо взглянула на нее:
— Прошу прощения, но ситуация становится все забавнее. Теперь здесь и вы, и леди Дженис. Сколько еще незамужних дам собираются разыгрывать эту комедию?
Миссис Фрайди побледнела.
— Леди Дженис приехала навестить вдовствующую герцогиню, а я ее компаньонка. Все благопристойно и, пока мы здесь, таким и останется.
Дженис искренне тронуло, с какой решительностью молодая вдова встала на ее защиту, но вместе с тем девушка испытала чувство вины за то, чем занималась прошлой ночью. Хотя… охотно повторила бы это.
Прямо сейчас.
От этих мыслей под ее кружевными панталонами стало горячо и влажно.
На той скамье мистер Каллахан увлек ее к вершинам высочайшего блаженства, о котором она прежде представления не имела. Даже сейчас одно лишь воспоминание об этом вызывало сладостную дрожь в животе, устремлявшуюся к средоточию ее женственности.
О да, она определенно хотела бы почувствовать это снова, как ни безнравственно было бы мечтать о подобном. С самого начала было ясно, что перед грумом устоять совершенно невозможно. А теперь она даже не хотела пытаться.
«И все же ты должна», — прозвучал в голове голос матери.
Матери, которая полагала, что у Дженис достаточно здравого смысла, дабы не допустить случившегося с Маршей. Кроме того, ее вовремя предупредили, и здравый смысл не должен был позволить игнорировать обоснованное предостережение.
Дженис судорожно сглотнула и попыталась думать о вдовствующей герцогине, а не о бедрах мистера Каллахана, распростертых на скамье в каморке для хранения сбруи прошлой ночью, или пальцах… о том, как приятно они ласкали ее… заставляя полностью забыть обо всех правилах приличия, которым мама придавала такое большое значение.
Леди Роуз встала и едва не пропищала:
— Если позволите, я хотела бы пойти с вами, леди Дженис.
— В другой раз буду рада вашему обществу, но сегодня пойду одна. К приходу новых посетителей ее светлость нужно подготовить.
Это была чистая правда, но не вся: Дженис хотелось также обсудить с вдовой их маленькую тайну. Она не была уверена, что старая леди помнит свои слова, — ведь тогда она была в образе королевы.
Несколько минут спустя Дженис вошла в спальню вдовствующей герцогини, с удовлетворением отметив, что щеки старушки порозовели, а глаза сияют.
Занавески на окне были раздвинуты, и яркий солнечный свет заливал комнату. Сиделка вышивала подушку, сидя на небольшом стуле. И на этот раз, когда Дженис поздоровалась, уже не ограничилась ворчанием, а членораздельно произнесла:
— Доброе утро, миледи.
Девушка также с удовлетворением отметила, что вдовствующая герцогиня в данный момент была самой собой, а не королевой. Коснувшись ее морщинистой руки, Дженис произнесла:
— Доброе утро, ваша светлость.
— Рада вас видеть, леди Дженис. — Герцогиня ласково улыбнулась. — Надеюсь, вам у нас нравится.
— Да, ваша светлость. Даже за один день я получила массу впечатлений.
— Прекрасно. Что вы думаете о Холси?
— Он… весьма внушителен. — Дженис усмехнулась. — Думаю, как и большинство облеченных властью.
— Да, вы правы. — Вдовствующая герцогиня рассмеялась. — Мой супруг Лайам, как он позволял мне его называть, был именно таким. Мы произвели на свет двух сыновей. Один, Рассел, властный и высокомерный, как его отец, зато другой, Эверетт, наследник, нежный и чувствительный, как я.
— Но я уверена, что вы любили их обоих. — Дженис ободряюще улыбнулась старушке: было ясно, что вдова хочет поговорить. — Нас в семье шестеро, и все одинаково любимы: никого не любят меньше, чем других.
— Это потому, что любовь невозможно измерить. — Улыбка вдовствующей герцогини растаяла, глаза затуманились печалью. — Для меня было страшным ударом, когда я потеряла сначала Лайама, а вскоре и Эверетта.
— Мне очень жаль. — Дженис легонько сжала сморщенную ладошку, и вдова тяжело вздохнула.
— В те нелегкие времена дело взял в свои руки Рассел и действовал очень успешно. Думаю, я не была достаточно благодарна ему за это: слишком погрузилась в собственное горе, чтобы выразить ему признательность должным образом.
— Я уверена, он это понимал.
Вдовствующая герцогиня с сомнением покачала головой:
— Не знаю… вряд ли. У него был ужасный характер. Возможно, так повлияло на него горе, но после смерти Лайама и Эверетта он сильно изменился. Он не был добр, относился ко мне с полным безразличием.
Она судорожно сглотнула, и Дженис постаралась ее успокоить:
— Пожалуйста, не расстраивайтесь так, ваша светлость.
— Мне осталось недолго, вот я и пригласила вас сюда, чтобы рассказать свою историю…
— Ваша светлость!.. — воскликнула Дженис, но герцогиня жестом остановила ее и продолжила:
— Все в порядке. Все мы рано или поздно уйдем, и у каждого есть своя история, разве нет?
— Да, конечно.
— И хочется с кем‑то поделиться. Почему именно с вами? Что‑то было в ваших глазах в тот день, когда я вас увидела, еще маленькой девочкой. Даже тогда я заметила, какая у вас чуткая душа, как у Эверетта. Будь у меня дочь, я хотела бы видеть у нее такие же глаза и ту же грацию, что у вас. Каждый раз, когда приходила на примерку, я всегда искала глазами вас.
— Я глубоко тронута, ваша светлость. Благодарю вас.
— Что касается Рассела, — продолжала между тем вдова. — Мальчик, которого я знала и любила, исчез. Его сменил решительный волевой мужчина, только без сердца, хотя, не сомневаюсь, раньше оно было.
— Иногда людей меняют обстоятельства, — попыталась объяснить Дженис. — Очень жаль, что так произошло с Расселом.
Ответом ей был усталый вздох герцогини и предостерегающий взгляд сиделки.
Дженис все поняла и проговорила как можно мягче:
— Ваша светлость, для меня большая честь выслушать вашу историю, но, наверное, сначала вам следует немного отдохнуть.
