Дженис украдкой посмотрела на миссис Фрайди, но та, видимо, не замечала возникшей напряженности между ними, что было к лучшему: ей не хотелось ставить Холси в неловкое положение.
Собравшись с духом, Дженис едва слышно сказала:
— Как бы вы ни угрожали мне, я не выйду за вас. Завтра же я намерена отправиться домой вместе со своими родственниками.
Разлука с Люком разобьет ей сердце, но что поделаешь? Он не хочет иметь с ней общее будущее.
Выражение лица Холси не изменилось, но взгляд стал жестче.
— Выйдете. Если не образумитесь сами, вас заставит отец.
— Слава богу, его больше заботит мое счастье, нежели благоразумие.
Герцог насмешливо хмыкнул:
— Ох уж эти ирландцы!
Дженис едва не пнула его в голень.
— Если бы в ваших жилах имелась хоть капля ирландской крови, возможно, вы поняли бы, что принуждать женщину к браку жестоко и безнравственно. У вас каменное сердце.
Глаза его вспыхнули гневом:
— Пойдемте, мадам. А там посмотрим, что к чему.
Дженис поднялась на цыпочки и посмотрела из‑за его спины на компаньонку:
— Миссис Фрайди?
Та подняла взгляд от шитья: на лице ее читался непритворный интерес.
— Уже пора? Жду с нетерпением встречи с вашей семьей.
— И они вам понравятся, вот увидите. Они немного шумные, но не обращайте внимания.
Миссис Фрайди рассмеялась:
— Не беспокойтесь, я обязательно найду оправдание для каждого.
Герцог даже не пытался скрыть, что обижен. Он по‑прежнему выглядел величественным и властным, но по обеим сторонам его рта залегли глубокие складки. Только Дженис это больше не волновало: она сделала то, что считала правильным: предупредила его.
В холле она вспомнила, что Изобел тоже хотела бы поздороваться с семьей, да и Оскар тоже наверняка в конюшне уже с нетерпением ждет их прибытия. Дженис попросила дворецкого послать за Изобел в комнатку возле кухни, где та присматривала за Эсмеральдой и щенками.
С герцогом и миссис Фрайди они спустились к подножию парадной лестницы как раз в тот момент, когда кареты подкатили к дверям. К счастью, многочисленные лакеи уже ожидали снаружи, чтобы приветствовать гостей. Вездесущие охотничьи псы с лаем устремились было ко входу, но стоило герцогу щелкнуть пальцами, как они замолчали и уселись вокруг него, дрожа от возбуждения.
Дженис не хотела даже думать, что сейчас делает Люк: без сомнения, занят с лошадьми, — и если придет сюда помочь, а она даже не взглянет на него, будет сам виноват. Пусть задумается, от чего отказался.
И снова она почувствовала огромное облегчение, увидев, как ее родные выходят из экипажей. Прибыла большая часть ее семьи: мама и папа; Марша и Дункан вместе со своими тремя детьми; Джо, Каролина и Сюзанна, которым следовало бы сейчас находиться в Лондоне, а также братья Дженис, Питер и Роберт, и сестра Синтия. Грегори все еще оставался в Париже со своей Пиппой и их драгоценным Берти. Но ничего страшного: через несколько дней они вернутся в Лондон.
Дженис рада была увидеть, что Марша и Дункан привезли с собой также и особого гостя, герцога Бичампа, который стал практически членом семьи. Его румяное выразительное лицо озарилось таким восторгом при виде любимицы, что она громко рассмеялась. Никогда нельзя было заранее определить, в хорошем или дурном настроении он будет, но герцог своих чувств никогда не скрывал и даже в скверном расположении духа умудрялся выглядеть обаятельным.
Каждый всегда знал, как Бичамп к нему относится. Наверное, в этом и крылась одна из причин его притягательности. И еще в том, что его авторитет имел под собой более существенную основу, чем у Холси. Теперь Дженис отчетливо понимала это. Потому что у Бичампа было сердце — большое любящее сердце, — а не камень, как у Холси.
Продолжая мысленно проводить параллели, Дженис переключилась на Холси и Люка. Забавно, но они в некотором смысле похожи. Оба, как выяснилось, выросли без избытка любви. Холси рано лишился матери, а бессердечный отец лишил его и бабушки. Люк тоже вырос в приюте, под присмотром монахинь, но все же оказался способен на нежные чувства. Почему же Холси иной? Что могло сделать его таким черствым и жестким?
Что бы там ни было, она не станет его жалеть. И Люка, разумеется, тоже. Герцог жалости не заслуживает, а Люка она злит.
Наконец ее родственники покинули кареты и направились к дому, где их ожидали, как и положено по этикету, герцог и будущая герцогиня. Дженис не смогла и далее сохранять на лице выражение чопорной леди, когда мама раскрыла объятия.
Со всех ног она бросилась к ней, крепко прижалась, обхватила за шею руками, вдыхая такой родной нежный аромат.
— Как я рада, что вы здесь!
Леди Брэди слегка отстранилась и широко улыбнулась дочери.
— Дорогая, как быстро все изменилось! — Она оглядела Дженис с ног до головы и поцеловала в щеку. — Передо мной влюбленная женщина! Я вижу это по твоим глазам, сокровище мое.
Сердце Дженис рассыпалось на мелкие осколки после этих слов. Да, она действительно влюблена — в мужчину, который ее отверг.
— Мама, нам нужно о многом поговорить, но это позже, а пока познакомься с миссис Фрайди, моей компаньонкой.
— Так герцог и сообщил нам в своем письме. А что же вдовствующая герцогиня?
Дженис покачала головой, и леди Брэди широко раскрыла глаза:
— Что‑то случилось?
— Она… немного не в себе, что‑то вроде раздвоения личности. Временами воображает себя королевой.
— Силы небесные! Герцог не упоминал об этом.
— Когда она осознает себя в реальном мире, с ней очень приятно общаться, — поспешила заверить ее Дженис.
К леди Брэди вернулась ее обычная бодрость.
— Ну что ж, с нетерпением жду, когда ты посвятишь меня во все детали.
Наконец дошла очередь и до маркиза. Он тоже заключил Дженис в жаркие объятия, словно не видел целую вечность, а не несколько недель, и шепнул:
— Прежде чем дам согласие на брак, я должен удостовериться, что ты этого действительно хочешь. Но уже сейчас готов спорить на что угодно, что предмет твоих помыслов вовсе не герцог.
— Но мне казалось, что вам с мамой очень хотелось видеть меня влиятельной и обеспеченной.
Дженис оглянулась, не слышат ли их, но вокруг стоял такой гомон, что необходимости перешептываться не было.
— О, дорогая девочка, родители иногда излишне амбициозны в своих ожиданиях, — сказал маркиз. — Ты же знаешь, мы хотим, чтобы ты была счастлива.
Казалось, он заглянул ей прямо в душу своими большими ирландскими глазами. Дженис не собиралась ничего ему говорить, пока они не останутся наедине, но все же не выдержала и, всхлипнув, прошептала:
