Тем не менее девушке удавалось все это время делать вид, что ей весело, как и всем остальным. А когда компания прибыла во вдовий дом и была тепло встречена слугами, и притворяться не пришлось. Предложение выпить чаю дамы вежливо отклонили и сразу отправились по вымощенной камнем дорожке — сейчас очищенной даже от следов снега — в теплицу, где их радушно встретил престарелый садовник, как всегда, пребывавший в прекрасном расположении духа.
Гости представились, и старик, радостно потирая руки, сказал:
— Вы выбрали удачный момент. Я как раз пересаживаю настоящую красавицу.
— Покажете ее нам? — попросила леди Брэди, а Дженис добавила:
— Вряд ли кто‑нибудь еще способен так восхищаться орхидеями, как моя мама.
Марша и Синтия тем временем с изумлением и восторгом осматривали теплицу, восклицаниями выказывая свое одобрение.
Потом дамы внимательно выслушали рассказ садовника о той разновидности орхидеи, которую он собирался пересаживать в горшок.
— Трудное это было дело. Хотите взглянуть, какой она была всего месяц назад?
— Как это возможно? — удивилась леди Брэди.
— Я их зарисовываю. — Садовник подошел к полке и взял толстую тетрадь, ту самую, что показывал Дженис.
— Он прекрасно рисует, — заметила девушка.
Все сгрудились вокруг, рассматривая рисунки, а леди Брэди не могла оторвать взгляд от одной разновидности орхидеи, которой уже не было в теплице.
— Она погибла, — пояснил садовник, — несмотря на все мои усилия. Орхидеи капризны: здесь не их естественная среда, поэтому зачастую не приживаются. У меня есть и другие наброски этой разновидности. Если желаете, покажу.
Леди Брэди обрадовалась, и дамы стали терпеливо ждать, пока старик принесет нужную тетрадь. Когда он перелистывал страницы, а все восхищенно охали и ахали над его рисунками, Дженис обратила внимание на цифры с правой стороны листа. Похоже, садовник использовал учетную книгу.
— Это ведь учетная книга, да? — спросила она.
Старик улыбнулся:
— Ну да. Меня с детства приучили к экономии. Его светлость знал, что я рисую, и позволил секретарю отдавать мне использованные учетные книги, после того как перепишет их начисто для отчета. Новые‑то дороги…
Сердце Дженис гулко забилось.
— А еще кто‑нибудь давал вам наполовину использованные тетради?
— Хм‑м… вроде бы нет. Хотя вдовствующая герцогиня дала однажды, да викарий из Брамблвуда подарил совершенно новую по доброте сердца.
— А где та тетрадь, которую вам дала герцогиня? Вы ее сожгли? — с дрожью в голосе спросила девушка.
— Конечно, нет. Я никогда этого не делаю. Зачем? — Он окинул взглядом присутствующих, словно хотел услышать их одобрение. — Ее светлость пришла сюда в бреду, воображая себя королевой, и потребовала немедленно отправить эту тетрадь прямиком в топку. Я подождал, пока она уйдет, и положил ее на полку, к остальным.
Марша и Синтия ошеломленно переглянулись, не понимая, что происходит с сестрой, а Дженис, хоть и понимала, что выглядит навязчивой, воскликнула:
— Мне очень нужна эта тетрадь! Отыщите ее, пожалуйста, сэр.
— Да не волнуйтесь вы так, — неспешно сказал садовник. — Сейчас достану.
Дженис больше не могла сдерживаться и неожиданно всхлипнула.
— Господи, да что с тобой? — Леди Брэди взяла ладонь дочери в свою и крепко сжала. — Ты меня пугаешь.
— Да, — поддержала ее Марша, и глаза ее наполнились тревогой. — Дженис, ты бледна как привидение.
— И плачешь… — Синтия всегда имела привычку подчеркивать очевидное.
— Может, воды? — предложила маркиза.
— Нет, спасибо. — Дженис сделала глубокий вдох. — Я все объясню через минуту. Сначала…
Садовник был уже возле них с бледно‑голубой тетрадью в руке.
— Вот она, миледи.
— Благодарю вас! — Дженис схватила тетрадь дрожащими руками. — Мне и в голову не приходило спросить у вас. Вдовствующая герцогиня убеждала меня, что она уничтожена. Я не могла даже вообразить, что вы не выполните ее указание.
— Только не говорите ее величеству, — рассмеялся старик, — иначе мне отрубят голову.
Сестры вопросительно взглянули на Дженис, требуя объяснений, но она отмахнулась: нет времени, все объяснит позже. Пока она перелистывала страницы, пальцы ее дрожали все сильнее и сильнее.
Наспех нацарапанные женским почерком строчки плотно заполняли все страницы первой половины тетради. Вторая половина содержала рисунки орхидей.
Пока Дженис лихорадочно пробегала глазами написанное, в теплице царила тишина, которую никто не смел нарушить. Родственницы даже тихо отошли в сторонку вместе с садовником, понимая важность происходящего.
По мере чтения перед Дженис складывалась целостная картина.
Шокирующая. Ужасающая.
История Эмили Марч растрогала Дженис до слез, но больше всего ее потрясло, что, оказывается, Люк — ее Люк — по праву является законным герцогом Холси. Теперь дрожали не только ее пальцы — ее всю трясло.
Она успела лишь вскрикнуть, прежде чем черная пелена опустилась перед ее глазами и она потеряла сознание.
Медленно приходя в себя, Дженис поняла, что Синтия держит ее в объятиях.
— Очнулась! — воскликнула младшая сестра с блеском удовлетворения в глазах. — Это я тебя поймала, а то бы на пол рухнула.
Дженис хоть и чувствовала себя ужасно, но невольно улыбнулась:
— Большое спасибо, дорогая.
Тут подоспела и Марша с чашкой воды. Сделав приличный глоток, Дженис сразу почувствовала себя лучше.
Леди Брэди взяла ее за руку:
— Дорогая, что происходит? Что из написанного в этой тетради так тебя расстроило?
Дженис широко раскрыла глаза и села.
— Где она? Я не должна выпускать ее из рук.
— Она у меня, не волнуйся, — успокоила ее Марша. — В целости и сохранности.
— Вы не представляете, насколько она важна. Я все объясню в карете. Нам надо скорее возвращаться в Холси‑Хаус.
Из всех нелепых событий в его жизни это, должно быть, самое смехотворное, думал Люк.
Грейсон — черт бы побрал его подлую душу — потребовал, чтобы Люк сопровождал мужчин в верховой прогулке по поместью.
Кузен получал злорадное удовольствие, наблюдая, как Люк страдает от расставания с женщиной, которую хочет. Теперь фарс в беседке приобрел гораздо больше смысла — накануне Грейсон узнал об их связи и не преминул во всеуслышание объявить Дженис своей собственностью.
Ничто больше не удерживало Люка в поместье. Дневник матери уничтожен. Его единственная надежда — это церковные книги, в которых могли сохраниться записи, удостоверяющие брак его родителей. Он уже объездил все приходы в пределах трех часов пути верхом от Холси‑Хауса, но оставалось проверить еще немало.
