— Он прикасался к тебе?
Эм… ну что сказать? В принципе — да, но не так как мог подумать магистр.
— Да–а-а… прикаса–алс–с-ся, — по–своему истолковав моё затянувшееся молчание, зло прошипел стоящий за моей спиной мужчина, и я тут же, не успев осознать, что случилось, оказалась на ногах.
Голова закружилась от резкого перемещения. Сильные руки, лишив возможности дышать, жёстко сжали в объятиях ставшее безвольным тело. Всполохнуло синее пламя, и на миг ощутив полёт, осознаю, что лежу на кровати. Тяжёлое мужское тело всей своей массой давит сверху. Мои, рванувшиеся ему навстречу, в бессознательном желании оттолкнуть, руки стиснуты мёртвой хваткой за головой.
— Я берёг тебя, — хрипло звучит его голос.
Щеки касаются горячие губы магистра. Скользят, обжигая дыханием, к шее… доносится звук разрывающей на груди футболки… и я с ужасом понимаю: сейчас всё будет! Совсем не романтично… и уже по–настоящему. Хочется обратиться, сбежать. Но сил на это не хватает. Или желания…
Тело плавится под жёсткой, требовательной лаской. Движения его рук и губ сводят с ума… не сдержав стона, выгибаюсь навстречу и без того находящемуся ближе некуда мужчине. В животе словно жерло вулкана разверзлось: всё горит, плавится. Голова идёт кругом. Он что‑то говорит… но я слышу лишь голос. Впитываю эти будоражащие сознание звуки. Смысл слов мне сейчас недоступен. Да и к чему они? В этот миг есть только он, я и всепоглощающая страсть…
— Прости, — слегка отстраняясь, шепчет… теперь уже действительно мой муж.
А я не понимаю за что? За что надо прощать? За ту волшебную, феерическую страсть? За то ощущение неимоверной полноты своего бытия, что охватило меня? Чувство такое словно до того я жила лишь наполовину, а вот сейчас… блаженно распластавшись по кровати, с улыбкой наблюдаю, как этот обворожительно прекрасный мужчина встаёт, окидывает себя взглядом, и…
— О, боги! — это звучит испуганно.
Мгновение ничего не происходит, а потом… он, превращаясь в размытую тень, исчезает. Минуту спустя дверь, ведущая в ванную комнату, приоткрывается, являя пред мои очи задумчивого магистра, в повязанном на бёдрах широком белоснежном полотенце. И на нём… то есть на полотенце, отчётливы видны свежие следы крови.
И до меня наконец‑то медленно доходит осознание произошедшего. Начиная краснеть, робко натягиваю на себя покрывало… осторожно, стараясь не привлечь к своему движению внимания, опускаю руку вдоль тела, скольжу ей по влажной внутренней поверхности бедра, поднимаю к глазам…
— О, боги… — не отличаясь оригинальностью, выдыхаю я.
И… понимаю: Кхёрн не врал. Между нами действительно… ну не то чтобы ничего, но вот именно этого — точно не было!
— Прости, — глухо повторяет Элифан.
Повернулся ко мне спиной, сложил руки на груди и молчит. Я тоже не знаю, что сказать. А на душе как‑то муторно. Охватывавшее мгновение назад всё тело блаженство как рукой сняло, и в голову лезут всякие мысли…
— Я не хотел, — хрипло произносит Элифан.
А у меня так с языка и просится язвительное: «Да что ты говоришь?», но сдержалась. Молчу. Смотрю на него: хорош! До безумия хорош! Вот только за какие грехи мне судьба такой подарок преподнесла?
Вспоминаются слова Алсеи о кобелиной натуре магистра, и поговорка: «Горбатого только могила исправит». И понимаю, что никакой это не подарок. Это самое что ни на есть настоящее наказание. И тут же накрывает неожиданная волна совершенно пока безосновательной ревности! Внутри всё кипит. Он мой! ТОЛЬКО МОЙ!!!
Но мысли с маниакальным упорством возвращаются к услышанному в столовке разговору. Что ж это выходит? Моя мама, сама того не ведая, является наследницей трона? А следом за ней… я???
— Думал, ты и… и… он… вы… — сбил меня с мысли странно заикающийся магистр.
Удивительно видеть его таким. Обычно он то строгий, то добродушный, то ласковый, ну и изредка гневный, но вот таким даже представить себе не могла! И тут вдруг ляпнула:
— А что вы про нос у фей говорили?
— Ты, — оборачиваясь и с ожиданием глядя на меня, поправил Элифан.
— Ты говорил, — послушно исправляюсь, замечая скользнувшую по его губам улыбку.
— А твой носик из‑за смеси с оборотнями не столь чувствительный? — в голубых глазах появляются озорные огоньки.
— Н–не–ет, — как‑то по–детски прикрыв нос ладошкой, прогундосила я.
И тут до меня опять доходит новая порция информации: если мама чистокровная фея, то значит папа… нет! Невозможно… а может, он мне вовсе и не папа? Хм… не–ет… не в его характере нянчиться с чужими отпрысками. И тут до меня доходит, что в отличие от остальных детей, у меня ни с маминой, ни с папиной стороны никогда не было ни дедушек, ни бабушек. Странно, казалось бы. Ну с мамой‑то всё ясно. А вот про папиных родителей… я никогда даже не задумывалась! Как такое вообще возможно? Прожить двадцать лет и ни разу не спросить: «Папа, а где мои дедушка и бабушка?»
А ведь где‑то они есть? Учитывая по сколько лет здесь все живут: просто обязаны быть! К тому же теперь стало ясно почему мои предки так молодо выглядят. Подружки‑то всё пеняли мне: «Ну Катёнка, ладно ещё твоя маман вся на пластике, да на ботексе, но папаша…» Разубеждать их я не спешила. Какая разница, что они думают? Да и непонятно было, чего больше в этих высказываниях: осуждения или зависти?
— Неужто о феячьих носах так глубоко задумалась? — пробивается сквозь поток воспоминаний голос магистра.
Поднимаю глаза, смотрю на тёплую улыбку… мужа (никак не могу привыкнуть к тому, что этот красавчик — мой муж!). За его спиной в тёмном окне светится одна из лун. Фиолетовая. Красивая. Ну да не о том думаю опять!
— Ты не ответил, — напоминаю.
— У них эта часть тела… как бы это поприличнее высказаться… эм… ну о–о-очень чувствительная.
— Это я и так уже поняла, а почему?
— Ну… это как бы… в приличном обществе обсуждению не подлежит, — несколько смущёно излагает муженёк. — Об этом не говорят. И тем более ни в коем случае, даже самым близким, феи не позволяют в общественных местах к своему носу прикасаться.
— А то что? Убьют?
Магистр откровенно заржал. Но как‑то не обидно.
— А то… бурный оргазм нагрянет! — насмешливо смотря на меня, выпалил он. Вмиг очутившись рядом, ухватился пальцами за мой нос, и с явно наигранным разочарованием констатировал: — Да уж… по этой линии тебе мало что в наследство досталось.
— Не считая призрачных перспектив очутиться на троне, — вздыхаю.
Ну не вижу я себя в роли правительницы! Мне и тут хорошо. Без всяких там воцарений.
— Не таких уж и призрачных. Тут уж как карта ляжет, — вздыхает магистр. — Если потребуют интересы династии, сядешь на трон. Не могу сказать, что рад этому, но… не скрою льстит осознание того, что моя жена наследная принцесса, пусть и во втором поколении.
