Отец Соломон прекрасно видел, какими глазами селяне смотрят на его солдат и их вооружение.
— Моя жена погибла. Как и ваши отцы, сыновья, дочери. И пусть те, кто остался жив, помнят о них! — закончил он и двинулся прочь, перешагивая через обломки, провожаемый одобрительным гулом толпы.
Люди постепенно расходились, многие отправились искать живых и погибших соседей, друзей, мужей, жен, детей… Валери почему-то очень хотелось заговорить, но она не могла себя заставить. Было неприятно видеть, с каким пылом ее односельчане готовы повиноваться новой власти.
В желудке у Валери заскрипело, как будто там отворилась несмазанная дверь, и только тогда девушка вспомнила, что давно не ела. Что ж, хороший повод уйти с площади и не слушать разговоры. Она обогнула толпу и направилась к дому.
* * *
Там были и отец, и бабушка, но Валери видела только лежащую на кровати маму. Сьюзет вдруг стала маленькой и хрупкой, как будто усохла; даже кожа на лице собралась в складки. Грудь и шея — в поту, мокрые светлые волосы прилипли к черепу. Казалось, под стеганым одеялом, сшитым бабушкой, вовсе нет никакого тела.
На лице Сьюзет засохла кровь, похожая на толстую хлебную корку, и было невозможно понять, насколько серьезны раны, оставленные когтями Волка.
Сезар оглянулся на вошедшую дочь и поспешил обнять ее. Потом бабушка взяла Валери за руку, а Сезар вернулся к своему занятию — он ждал, когда вскипит вода.
Наблюдая за отцом, Валери вдруг унеслась мыслями в прошлое.
Мы всегда знали, что предстоит помывка, если видели на очаге сразу четыре горшка с водой. Потом матушка через голову снимала платье, распускала волосы. Ее тело было прекрасным, я это понимала, даже будучи совсем малышкой. Оно так светилось, словно под кожей пряталось волшебное белье. Мама сначала окунала в корыто нас с сестрой — подхватывала под мышки и осторожно ставила в теплую воду. А потом и сама забиралась в воду и сидела, придерживая нас ногами, — ближе к ее груди была сестра, а я подальше. И мне всегда казалось, что я чужая и для Люси, и для матери.
Мы с сестрой по очереди откидывались на спину и окунали в воду волосы. Когда приходил мой черед, я начинала мотать головой взад-вперед, вправо-влево, и мне казалось, что я — русалка.
Но все это осталось в далеком прошлом. Валери боялась, что в памяти сотрется образ сестры, что включится некий защитный механизм и… Нет, девушке этого вовсе не хотелось. Воспоминания и без того угасают со временем, сами по себе. Однако у Валери их уже накопилось столько, что лучше бы не приобретать новые, можно прекрасно обойтись и без них… Но они сами собой все возникали и возникали каждое мгновение.
Она смотрела на оставшихся родственников.
Отец так заботливо ухаживал за матерью, он принес чистые лоскуты и теперь, смачивая их в теплой воде, стирал кровь с лица Сьюзет. Что значит эта нежность? Валери не понимала. Отец притворяется перед бабушкой? Или же Люси была права: вот это и есть любовь? Сезар не сводил с жены глаз. «Но видит ли он маму по-настоящему?» — подумалось Валери. После восемнадцати лет брака Сезар как будто не замечал ни ее нежности к детям, ни солнечного цвета ее волос… «Неужели в том и состоит брак, что люди живут вместе и словно не видят друг друга, так же как мы иной раз не видим по-настоящему самих себя просто потому, что не можем посмотреть со стороны? И какой могла бы стать моя жизнь, выйди я замуж за Генри? А если отдать руку и сердце Питеру, как сложится моя судьба?»
На своем веку родители повидали немало и веселого, и грустного, но ведь нельзя сказать, что они переживали это вместе. Каждый был сам по себе.
Сьюзет, будто почувствовав мысли дочери, шевельнула рукой и сбросила на пол оловянную миску. Когда Валери наклонилась, чтобы ее поднять, мать снова застонала.
Девушка вспомнила рассказ отца Соломона и напрягла память, перебирая события минувшей ночи. Видела ли она, как Волк ударил кого-нибудь лапой по лицу? Где была ее мать в это время?
20
Сначала чьи-то башмаки простучали по перекладинам лестницы, потом загрохотали удары в дверь. Ну вот они и пришли, как и обещали. Пришли, чтобы перевернуть в доме все кверху дном, чтобы вытряхнуть на свет божий все семейные секреты.
«Как будто кто-то чего-то о нас еще не знает», — грустно подумала Валери.
Бум! Бум! Бум!
Стук повторился, на этот раз громче.
Валери накинула цепочку и приотворила дверь, ожидая увидеть либо капитана, либо самого отца Соломона.
Однако через щель на нее смотрела пара горящих глаз… таких же властных и пугающих, как тогда в темном переулке.
— Валери, открой…
Девушка колебалась; внутренний голос твердил, что этого делать нельзя. Питер налег на дверь, и та затрещала под его напором, но цепочка выдержала.
— Открой!
Почему он ведет себя кик дикарь?
— Зачем ты пришел? — услышала Валери собственный голос. — Тут опасно!
— Нам всем тут опасно, — прошептал Питер. — Надо бежать!
В его зрачках как будто тлели угли. Валери поняла, что перед ней вовсе не тот мальчишка, с которым она когда-то дружила, а совсем другой человек.
— Собери свои вещи! Живо! Идем со мной!
Валери вспомнила амбар, горячее дыхание Питера на своей коже. Как он целовал ее тогда… будто хотел поглотить целиком…
«Идем со мной, или я убью всех, кого ты любишь».
Но Питер этого не говорил… или говорил? Нет, то был Волк.
Однако сейчас на Валери смотрели пылающие опасные глаза. Этот взгляд рвался в дверь. Тянулся к ее сердцу. Пытался выманить наружу.
Валери шагнула назад, как отступила бы с пути бешено мчащейся телеги.
— Валери, времени совсем нет!
Всего лишь два дня назад Валери доверяла ему и готова была не задумываясь пойти с ним хоть на край света. Но за эти два дня была убита ее сестра, подверглось опустошению ее село, получила тяжелые раны ее мать.
Два дня назад пришел Питер. А потом появился Волк…
— Валери, поторопись!
Валери тряхнула головой, приводя мысли в порядок. Нельзя молчать, надо сказать хоть что-нибудь!
— Я не могу. Мама ранена.
— Ну почему я не убил тварь, когда был такой шанс? — прорычал Питер и отступил от двери, чтобы швырнуть вниз, на улицу, камень, — швырнуть так яростно, словно в этом камне прятались все его беды.
И как только его рука отпустила дверную ручку, Валери быстро захлопнула дверь. И задвинула засов.
По ту сторону прозвучал голос Питера:
— Что ты делаешь?!
— У меня нет выбора. Прости.
Она прислонилась к двери, ожидая, пока малость успокоится сердце. Сомнения царапали ее ум, как несомые ветром холодные и жесткие песчинки. Правильно ли она поступила? Или же отказалась от человека, которого любит больше всего на свете, просто из страха?
