А затем раздался рык.
Вот сейчас и впрямь зверь накинется, вонзит зубы и когти… Но ничего не случилось. Валери различила стук копыт и звяканье колокольчика и только тогда поняла, что чудовищного силуэта над ней уже нет. Она сидела, сжавшись в тугой комочек, и внимала скрежету и шороху. Был и другой звук, незнакомый и непонятный. Гораздо позже она узнала, что так рычат волки, когда дают выход глухой ярости.
Потом наступил пугающий покой, леденящее безмолвие. В конце концов Валери отважилась поднять голову, чтобы посмотреть на Флору.
Все было тихо.
Козочка исчезла. От нее ничего не осталось, кроме вбитого в землю кола и свисавшего с него обрывка веревки.
2
Валери сидела на обочине дороги, на влажной от утренней росы земле. Девочка не беспокоилась о том, что вытянутые ноги может переехать телега, ее никогда не волновали подобные вещи. Теперь она была старше — десять лет прошло с той кошмарной ночи, когда пришлось заглянуть в глаза самому дьяволу. Проходя сегодня мимо той памятной вырубки, Валери даже не заметила груду костей, оставшуюся от последней жертвы. Как и прочие сельские дети, она видела подобную картину раз в месяц на протяжении всей своей жизни — и однажды перестала принимать близко к сердцу.
Едва ли не каждый даггорхорнский ребенок в определенный момент своей жизни вдруг проявлял интерес к полнолунию. Наутро он приходил на вырубку, чтобы посмотреть на запекшуюся кровь и потом спросить у взрослых: «А Волк говорящий? Он похож на других волков в лесу? Почему он такой злой?» Услышав ответы, малыш огорчался гораздо больше, чем если бы взрослые промолчали. Правда, родители чаще отвечали уклончиво, а то и вовсе отмахивались. Но иногда позволяли себе проговориться, потрепав чадо по щечке: «Мы оставляем здесь жертву, чтобы Волк не пришел и не съел такое славное дитя, как ты».
Встретившись однажды с Волком, Валери перестала задавать подобные вопросы. Ночью ее часто одолевали воспоминания. Она тихо лежала в постели и смотрела на сестру, которая безмятежно спала рядом. Чувствуя себя отчаянно одинокой, Валери могла подолгу наблюдать за Люси, а когда страх снова захлестывал ее, протягивала руку, чтобы ощутить биение родного сердца.
— Прекрати! — бормотала сквозь сон Люси, вяло хлопая по руке Валери.
Валери знала: сестра не любит вспоминать о том, что у нее в груди бьется сердце. Что она жива, уязвима, состоит из плоти и костей.
* * *
Сидя на дороге, девочка гладила прохладную землю, ощущая выемки между валунами старого песчаника. Казалось, камень погибает, разрушается изнутри и совсем скоро можно будет запросто отщипывать от него кусочки. Листья на деревьях пожелтели, словно вобрали в себя свет весеннего солнца, решив запастись им на зиму.
В такой день, как сегодня, совсем просто забыть о том, что прошлой ночью было полнолуние. В селе царит суета, все готовятся к заготовке сена: мужчины достают тронутые ржавчиной косы, а женщины, высовываясь из окон, спускают для работников корзины с караваями.
Вскоре Валери увидела красивое круглое лицо сестры. Она возвращалась из кузницы — отнесла в починку замок. Люси шла по дороге, за ней неестественной поступью следовали четыре девчушки. Когда они подошли ближе, Валери поняла, что Люси учит подруг делать реверанс.
Люси была на редкость мягкой, нежной — как телом, так и характером. А белокурые с золотым отливом волосы и вовсе делали ее похожей на ангела. Казалось, она родилась не в Даггорхорне, а в каком-то очень добром и благостном краю, где небо в мраморно-желтых, голубых и розовых акварельных разводах. Даже ее голосок звучал сладко, будто песня. У Валери порой возникало сомнение: уж не взяла ли ее семья однажды приемыша?
«Как это странно — иметь сестру, — подумала Валери. — Ведь она почти что я сама».
Люси остановилась перед ней, и девочки последовали ее примеру. Самая маленькая из них, с испачканными землей коленками, осуждающе взглянула на Валери: ну почему ты так мало похожа на старшую сестру? Жители Даггорхорна всегда считали Валери скрытной, замкнутой, черствой — полной противоположностью Люси.
По ту сторону дороги какой-то крестьянин тщетно пытался впрячь быка в телегу. Его возня заинтересовала двух девочек. Оставшуюся без занятия подружку окликнула Люси, подняла ее ручонку над головой, заставила ученицу кружиться. Та подчинялась неохотно, не желая отводить взгляд от своего кумира. Остальные три девочки сразу ревниво повернулись, ожидая, что на них тоже обратят внимание.
Валери почесала ногу, отколупнув подсохшую корочку.
Люси остановила руку сестры:
— Ведь шрам останется!
Ножки Люси были безупречными, без единого изъяна. Она их смазывала особой смесью пшеничной муки и масла.
Оглядев собственные ноги — покусанные насекомыми, в синяках и царапинах, — Валери спросила:
— Ты что-нибудь слышала о ночевке на природе?
Люси наклонилась к ней.
— Всем остальным разрешили! — прошептала она. — И мы должны пойти.
— Ну да, осталось только матушку уговорить.
— Попробуй ты.
— С ума сошла? Она мне ничего не разрешает. А ты всегда добиваешься своего.
У Люси были пухлые розовые губы. Нервничая, она покусывала их, и они розовели еще пуще.
— Пожалуй, ты права, — усмехнулась она. — Я же все-таки старшая.
С хитрой улыбкой она протянула корзинку. Валери заглянула в нее, уже зная, что увидит. Наверное, приятный запах выдал мамино любимое печенье.
— Ай да молодчина!
Валери встала и стряхнула лесной сор с блузки.
Довольная своей предусмотрительностью, Люси одной рукой обняла Валери. Они вместе отвели девочек к их матерям, работавшим в саду. В этом селе жили довольно суровые женщины, но даже самая неприветливая из них никогда не жалела улыбки для Люси.
По пути к дому сестры прошли мимо нескольких свиней, храпевших, как старик во сне, мимо козленка, гонявшегося за нахальными курами, мимо коровы, безмятежно жевавшей сено, мимо длинного ряда домов на сваях — они казались диковинными четвероногими существами, готовыми отправиться в путь. А вот и родное жилище, второе от конца. Вскарабкавшись по лестнице, девочки вошли в комнату. Платяной шкаф так рассохся, что дверцы не желают закрываться. Кровать растрескалась. Стиральная доска, которую отец сделал для матери прошлой зимой, совсем стерлась, надо бы заменить. На стене висит корзина, она совсем плоская, это чтобы ни одна ягода не оказалась раздавлена. В окно льется солнечный свет, в нем плавают пушинки — Валери вспомнила, как они с сестрой совсем маленькими прыгали на постели, поднимая целые облака перьев.
Их дом почти ничем не отличался от других. Вся мебель в Даггорхорне проста и надежна. Никакой роскоши, только самое необходимое. Стол имеет четыре ножки и столешницу, больше ничего.
