— Пощиплет капельку. Так что значит «в некотором роде»?
Взгляд, какого она удостоилась, иначе как испепеляющим было не назвать. Айона всегда гадала, что на самом деле означает это выражение.
— Больно много вопросов ты задаешь.
— Всего один, — возразила она. — Пытаюсь разговором тебя отвлечь. Так про что ты там говорил «в некотором роде»?
— Господи. Я получал спортивную стипендию. Борьбой занимался. Ни о каких перчатках и речи не шло. Так что эта ситуация для меня не нова. Я знаю, как привести себя в порядок.
— Знаешь? Тогда почему не сделал? Нелегкий, кстати, способ заработать на учебу.
— Ну, когда тебе это по нутру… И когда побеждаешь…
— А к тебе это все относится?
— Мне больше нравилось драться, когда я побеждал, а побеждал я немало.
— Вот и здорово. А этот шрам — оттуда?
— Это другой вопрос. Другой вид борьбы — в пабе, с применением битой бутылки. Поскольку я тоже тогда выпил, то реакция несколько замедлилась.
— Повезло еще, что глаз уцелел.
Удивленный ее словами и небрежным тоном, каким они были сказаны, Бойл добавил:
— Замедлилась — но не настолько же!
Айона улыбнулась.
— Поменяй руки.
Какие у него большие кисти! Сильные, с широкими пальцами и мощными ладонями. Грубые руки человека физического труда. Это вызывало уважение.
— Фин рассказал мне о той кобыле и о вашем пари.
На этот раз Бойл не рассердился, но поерзал на стуле.
— Фин любитель баек, только дай потрепаться.
— Мне бы хотелось познакомиться с этой лошадью.
— Мы ее держим на большой конюшне. Она еще пугается чужих, ей нужно время. И уход.
— А как ее зовут?
Он опять поерзал — теперь она знала, что это изобличает его неловкость или некоторое смущение.
— Ее зовут Дарлинг. Ей подходит. Ну что там, еще не все?
— Почти. Мне нравится, что ты этого подонка перепил ради кобылы, которая в тебе нуждалась. И как ты сегодня его отделал, мне тоже понравилось. Это, наверное, не очень хорошо. Родители меня воспитывали по-другому. Но у них не получилось.
Она подняла голову и увидела, что Бойл опять смотрит на нее.
— Человек не может идти поперек своего предназначения.
— Вот именно. Поэтому они во мне отчасти разочарованы, а уж лучше бы разочаровались вовсе. Поэтому я изо всех сил стараюсь хотя бы сама себя не разочаровывать.
Айона выпрямилась.
— Ну вот. — И бережно взяла его за пальцы, осматривая костяшки. — То-то же.
Так и есть, подумала она, в который раз встретившись с ним взглядом. Вибрации, покалывание и вдобавок мимолетное головокружение. Если дать себе волю — недалеко и до крупных неприятностей.
Но сейчас Бойл подался назад.
— Спасибо. Тебе лучше идти. У тебя, наверное, дела есть.
— Есть. — Она потянулась за аптечкой, но он отмахнулся.
— Я сам отнесу. Завтра в восемь.
— Буду.
Когда она ушла, он склонился над ранеными руками. Он еще чувствовал ее прикосновение. И от этого тоже покалывало, но по-другому.
В дверях возник Фин и оперся на косяк. Бойл поднял голову. Приятель улыбался.
— Только не начинай.
— А что… Она хорошенькая. Умная, старательная. И если бы вздумала флиртовать со мной, я бы не поленился и закрыл дверь.
— Ничего похожего не было. Она заглянула, чтобы обработать мне руки, только и всего.
— А вот и нет… А то я тебя не знаю, братишка. Ты о ней думаешь, хоть и запрещаешь это себе.
Ну и что, что думает, он же мужчина, нет? Мужчина, но это не значит, что он безмозглый и неразумный субъект.
— Она сестра Коннора и работает у нас. И по-другому относиться к ней я не собираюсь.
— Чушь собачья. Она красивая женщина, достаточно умная и сильная, чтобы принимать самостоятельные решения, что она уже и доказала. Ее особый дар — вот что тебя сейчас беспокоит.
Теперь Бойл выпрямился и, не сводя глаз с Фина, медленно кивнул.
— Меня все беспокоит — и то, что все это означает, и чем вы все занимаетесь, и я в том числе, поскольку мы все заодно. То же самое должно и тебя волновать в первую очередь. А любовь крутить сейчас совсем не ко времени.
— Когда же, если не сейчас? Скоро нам всем может прийти конец, а меня бы больше устроило помереть после того, как пересплю с бабой, чем до.
— А я предпочел бы остаться в живых и уже тогда, выиграв сражение, уложить бабу в постель.
Фин улыбнулся, настроение у него улучшилось.
— Не зарекайся. Прокачусь-ка я на Аластаре, посмотрю, как он.
— К Брэнне поедешь?
— Пока нет. Она еще не готова. Да и я тоже.
Оставшись один, Бойл снова погрузился в размышления. Всем надо готовиться, подумал он, вспоминая, как завывал туман. Готов должен быть каждый.
Неделя подходила к концу. Айона проснулась около шести утра. Это была ее последняя ночь в замке. Ей не терпелось поселиться вместе с братом и сестрой, но для этого придется покинуть этот сказочный замок.
Не будет больше приветливых горничных, чтобы убирали в комнате и приносили чай с печеньем. Не будет обалденного шведского стола на завтрак. Не укутаешься в одеяло ночью, слушая шум ветра или дождя — либо того и другого вместе — и представляя себя где-нибудь в тринадцатом веке.
Но взамен этого у нее здесь появились родные. А это куда более ценное приобретение.
Большую часть вещей она упаковала с вечера, а теперь встала, чтобы закончить сборы и прикинуть, сколько оставлять чаевых прислуге. И в последний раз принять душ в замке.
Оставалось полчаса до приезда Коннора: он настоял, что перевезет ее сам, а пока Айона решила попрактиковаться в чародействе.
Поразмыслив, она решила, что самым безопасным будет запускать перо. Брэнна отказалась учить ее дальше, пока она не освоит четыре главные стихии. И не доведет свое мастерство до высокой планки, установленной Брэнной.
И никакие уговоры, подлизывания и умасливания не поколебали сестру.
Значит, будем осваивать.
По крайней мере она уже научилась управлять небольшой кучкой перышек, а не одним.
Наступал рассвет. Она успокоила сознание, почувствовала свою энергию. Выставив вперед руки, представила, что воздух поднимается, ощутила теплый ласковый ветерок, движение, шепот.
Белые перышки затрепетали и поднялись, разделились по одному, стали парить и кружиться в воздухе. Она направила их выше, они плавно взлетали и вновь опускались. «Полегче, полегче, — сказала себе Айона. — Легонечко».
