– Это, наверно, реакция на детскую фрустрацию, – берется за дилетантский психоанализ Иззи, окидывая взглядом необъятный стол и удостоверяясь, что ничего вкусненького мы не упустили. – Помнишь, когда нас заставляли есть все, что дают?
– Надо было родиться в Средневековье – тогда каждый прием пищи становился праздником! – поддерживаю я.
– Точно! Какие пиры закатывали тогдашние вельможи! А девиз нынешних банкетов: «Ешь, пей и страдай от этого», – вздыхает она. – Право, страшно подумать, что любители диеты тоже завтракают, обедают и ужинают. Только представь: три раза в день страдаешь оттого, что не можешь съесть, сколько хочется и чего хочется!
– Я-то не страдаю. Но знаю девушку, которая только об этом и думает.
– Как же, Надин-диетопоклонница! – ухмыляется Иззи.
Телосложением Надин пошла в отца – стройная и подтянутая. Однако с давних пор ее снедает страх, что ее фигура изменится к худшему. «Как это случилось с тобой», – добавляет она, беззастенчиво разглядывая мои отяжелевшие бедра.
Лет с тринадцати Надин предалась аскетизму. Ей приходилось тяжело, но родным – куда тяжелее. Ни о чем, кроме своей диеты, она говорить не могла. Заунывным голосом, словно на молитве, перечисляла все вкусности, которые могла бы съесть за последней трапезой, но неимоверным усилием воли удержалась. Всех в доме тошнило от этих разговоров; еще немного – и мы не меньше Надин возненавидели бы процесс приема пищи.
Однажды я не выдержала. Это было за обедом. Надин, по обыкновению, скучала над тертым яблочком, я грела в микроволновке тарелку макарон с сыром и сладкой подливкой, и тут сестрица завела надоевшую песню: «Ах, как бы мне сбросить хотя бы килограмм!»
– Надин, – сказала я устало, – ты вдвое стройнее меня и при этом не перестаешь твердить, что ты толстая. Задумайся на минутку, как я себя при этом чувствую?
Она окинула меня уничтожающим взглядом и ответила:
– Разница в том, что тебе все равно!
Тогда я здорово разозлилась, но теперь понимаю, что в ее словах есть правда. Я не преисполнюсь отвращения к себе, даже если слопаю целый торт. За все надо платить, а свобода есть все, что пожелаешь, стоит трусов четырнадцатого размера.
Теперь Надин рассказывает знакомым, что у меня совершенно особая разновидность булимии – при которой не тошнит. Но я смирилась и с этим.
Иззи же связана с едой узами страстной любви, временами переходящей в ненависть. Чтобы поддерживать вес на уровне, она чередует шоколадные конфеты с диетическими пилюлями. Сейчас фигура у нее сказочная: но в детстве Иззи была толстушкой и с тех пор все мечтает похудеть.
Однако, несмотря на набитые животы, дома мы не усидим – ведь нас ждут магазины! Мы слыхали, что на Форуме во «Дворце Цезаря» цены аховые – покупать там ничего не стоит. Но посмотреть-то можно! Потолкаться в бутиках Гуччи и Прада. Настроиться на поиск миллионеров. Перемерить несколько сотен пар туфель. А если кто-нибудь спросит наши имена, отвечать: «Мисс Трамп и баронесса Ротшильд».
– Я забегу в номер, возьму солнечные очки, – говорит Иззи. – Тебе что-нибудь принести?
– Пару тысяч долларов, если у тебя завалялись лишние, и вантуз для прочистки желудка!
ГЛАВА 10
– Нет, не смогу!
– Сможешь, – твердо отвечает Иззи. – Я в тебя верю.
– У-ми-раю! – ною я.
– Радуйся, что влажность на нуле!
– Вчера мы тонули в кипятке, а сегодня поджариваемся в крематории – вот и вся разница, – отвечаю я.
Если верить карте, «Дворец Цезаря» всего в пяти отелях от нас. Однако мы явно недооценили размеры лас-вегасских отелей. Это как прогулка во сне: сколько ни идешь, ни на шаг не приближаешься к цели.
– Может такси возьмем? – малодушествую я.
– Гляди, мы уже дошли до «Острова Сокровищ»! – подбадриват меня Иззи.
Деревянный пешеходный мост, выходящий на так называемый «Пиратский Залив», переполнен туристами. Внизу разворачивается морское сражение между пиратским галеоном и британским фрегатом. Гремят пушки; поле боя застилают клубы дыма; актеры в костюмах XVIII века летят за борт и, громко вопя, вспарывают телами взволнованную воду.
– Обожаю морячков! – бормочет Иззи голосом Лесли Филлипс, пробираясь сквозь толпу.
Как печет солнце! Я уже готова рухнуть на мостовую… как вдруг погибающие чувства мои пробуждает волнующий запах дорогого мужского одеколона. Мимо проплывает пара стройных ног в потертых джинсах. «Джинсы – одежда тех, кому не нужно бороться за место под солнцем». Я ускоряю шаг.
– Что такое? Кто размахивает морковкой перед твоим носом? – изумляется моей внезапной резвости Иззи.
– Ты не видела его лица? – взволнованно спрашиваю я.
Сегодня у меня уже был неприятный сюрприз. Мужик, со спины воплощавший мою мечту о хипповской гриве, оказался старикашкой с крючковатым носом, желтыми прокуренными зубами и залысинами на лбу. Но с джинсовым парнем, я уверена, такого конфуза не произойдет. Темные волосы его, на дюйм не доходящие до широких плеч, блестят капельками воды – видно, только что из душа. Свободная легкая рубашка просвечивает на солнце, открывая взору стройное сильное тело. Когда он проходил мимо, я заметила длинные темные ресницы и породистую линию скул.
– Увидеть бы его лицо! – тоскую я.
– Помнишь свой сон месячной давности? – подначивает Иззи. – Во сне ты встретила мужчину своей мечты, но не могла разглядеть его лица!
– Ты на все готова, чтобы заставить меня идти дальше! – улыбаюсь я.
Вдруг он шагает на движущийся тротуар, словно вышедший из фантастического фильма. Тротуар ползет в сторону «Миража».
Обернувшись, Иззи видит, что я рванула за ним.
– Прости, – извиняюсь я, когда она меня догоняет, – не успела тебя окликнуть. Ноги сами все за меня решили.
Он всего в паре человек от нас кажется, о чем-то задумался. Сильной, но изящной рукой приглаживает влажно блестящие волосы. Обручального кольца нет. Мы придвигаемся ближе. Я замечаю, что на шее у него блестит цепочка. Подкравшись еще ближе, слышу, как он тяжело вздыхает.
Вот он сходит с конвейера и направляется в казино. Мы продираемся следом. На мгновение он оборачивает к нам картинный профиль – и я бросаю на Иззи триумфальный взгляд.
– На Призрака Оперы не похож – по крайней мере, слева, – замечает она. – Значит, мы при деле!
Призывный запах добычи манит нас из-за угла А вот и сама «добыча» – любуется на легендарных белых тигров Зигфрида и Роя.
Выцветшие до белизны скалы и бирюзовый бассейн напоминают рекламу мятных конфет «Ледник Фокса»; но на конфетной обертке красуются белые медведи, а здесь – тигры редкой породы. Сейчас мы видим двух: они и в самом деле белые, у одного полоски лакричного цвета, а у другого – шоколадно-коричневые, словно он опалил себе шкуру, прислонившись к радиатору. Тигры кажутся волшебными, сказочными, как единороги. Тот, что с лакричными полосками, свернулся у стены, расписанной райскими птицами. Другой беспокойно расхаживает по вольеру.
