Съев целого, отлично прожаренного, молочного поросенка и запив его немалым количеством белого вина, они расстались, пьяные и еще более влюбленные, чем когда бы то ни было. Кстати, не огромное количество отправленного внутрь холестерина, а скорее Нана стала причиной последовавшего затем у обоих несварения.
Глава семнадцатая
Белая как снег сахарная глазурь
И Дамоклес, и Димитрис не желали больше длить свою муку. Все возможные пути, все пришедшие в голову комбинации, все компромиссы были опробованы и отвергнуты. Не осталось ни малейшей надежды на то, что Нана выберет одного из них и разрубит гордиев узел. Наоборот, она бесстыдно продолжала держать обоих в подвешенном состоянии. А почему бы и нет? Где еще найдешь таких идеальных любовников? Где найдешь двух мужчин, которые были бы до того околдованы ею, что благословляли землю, по которой ступала ее нога. Куда там, они были готовы сами лечь ей под ноги и даже принести ей в жертву свои сердца, чтобы она прошлась по ним.
Во время особенно драматического свидания, когда на стол были поданы типично мужские блюда с опасно высоким содержанием животного белка (включая особенно вредные соусы и другие требующие героизма мясные блюда), они решили положить конец своим страданиям самым благородным образом, то есть сразившись на кулинарной дуэли. Для этого им обоим предстояло приготовить по одинаковому блюду — они выбрали традиционную муссаку, — и, попробовав это всем известное и любимое блюдо, Нана, хочет она того или не хочет, назовет победителя. Пусть выиграет лучшая муссака! А ее создателю будет обеспечено монопольное владение чувствами Наны. Проигравший же тихо и с достоинством удалится восвояси, навсегда оставив мысль предъявлять претензии на бывшую любовницу. Были тщательно проработаны условия договора, а также правила соревнования и правила поведения соперников после объявления победителя. Договорились, что дружба, проверенная на прочность соперничеством в любви, должна сохраниться, однако победитель никогда и ни при каких обстоятельствах не будет откровенничать с побежденным о своем счастье, никогда и ни при каких обстоятельствах даже намеком не обмолвится о Нане, никогда и ни при каких обстоятельствах не позволит себе пробуждать воспоминания о потерянном рае. Увы, такое не могло даться легко. Необходимую по условиям договора осторожность было трудно соблюсти хотя бы потому, что соперники были соседями. Побежденный вряд ли смог бы до конца своих дней пребывать в звуконепроницаемой квартире с наглухо закрытыми окнами. Эту проблему тоже долго обсуждали и пришли к выводу, что если по чести, то победителю нужно искать себе новую квартиру, желательно в другой части города. Однако от этого решения отказались, как от жестокого и бессердечного. Оба соперника согласились с тем, что побежденный имеет право утешаться осознанием того, что женщина его мечты «витает» где-то рядом, словно аромат духов или облако.
После долгих переговоров соперники заключили, представив себя и в качестве победителя, и в качестве побежденного, что по крайней мере удовлетворение от победы будет равным смущению Наны, когда, непредупрежденная, она в первый раз предстанет перед ними обоими и ей придется отвечать за свою неверность. Прежде чем разойтись по кухням и приняться за судьбоносную муссаку, оба соперника неожиданно ощутили неодолимую печаль.
— Ладно, удачи тебе, — от всей души пожелал Дамоклес своему сопернику. — Правда, Димитрис. Не могу представить, как ты будешь без Наны. Беда, да и только!
— Знаешь, я тоже не представляю, как ты будешь без Наны. Это же такое горе. У меня разрывается сердце, когда я думаю об этом. Ты прав. Беда, да и только, — отозвался Димитрис.
— Да уж. И так, и так плохо. Выиграю я или проиграю, мне все равно будет не по себе. Если выиграю, то буду все время думать о твоих муках. Лучше уж мне проиграть.
— Возможно, проиграет более достойный, — сказал Димитрис.
Они дважды поцеловались, словно настоящие герои, идущие на битву.
В тот вечер оба соперника с нетерпением поджидали Нану. Димитрис достал свою лучшую белую, с ручной вышивкой скатерть, лучшую посуду, фамильное серебро и тяжелые хрустальные бокалы, весело отражавшие свет множества зажженных свечей.
Нана опоздала на час и была прекрасней и неотразимей, чем всегда. Белее дорогих тарелок, более сверкающая, чем заново отполированные серебряные ножи и вилки, более сияющая, чем хрусталь, она как ни в чем не бывало обняла обоих оторопевших и потерявших дар речи мужчин, после чего разразилась смехом, неудержимым, глубоким, гортанным смехом. А мужчины забыли обо всем на свете, едва Нана достала сигарету и в ожидании огня, по своему обыкновению, вытянула вишневые губки, чтобы удобнее было пускать в потолок голубые кольца. Прежде чем принять свою любимую позу в кресле, она, усаживаясь поудобнее, с томностью дикой кошки сделала несколько движений на глазах ошеломленных соперников — встала, села, потянулась, — разыграв вдохновенный, уникальный спектакль с использованием всего набора ухищрений природной кокетки, овладевшей высоким искусством чаровать и властвовать. И этот спектакль она посвятила своим потрясенным обожателям, которые потом всю жизнь помнили произведенное на них впечатление.
Рано или поздно, но сия театральная прелюдия подошла к концу, и настало время ужина, внушавшего надежду и страх обоим соперникам. Ни тот ни другой не посмели остаться наедине с Наной, боясь ее ведьминского взгляда, и оба одновременно бросились в кухню, чтобы подать приготовленные ими блюда на стол, а заодно в точности исполнить условия договора. Они положили по одному кусочку муссаки на тарелку — ровно столько, чтобы удовлетворить утонченные запросы своей богини. Дамоклес украсил свое творение цветком жасмина, а Димитрис — цветком акации.
Димитрис пригласил Нану к столу и тем самым объявил о начале соревнования. Естественно, выполняя условия, соперники не посвятили Нану в тайну приготовления муссаки и тем более в то, что должно стать наградой победителю. Итак, время пошло. Окаменевшие, смертельно бледные соперники не отрывали глаз от вилки, которую Нана, не торопясь, подносила к открытому рту. Они пытались прочесть по ее губам свою судьбу, свое будущее счастье или несчастье. А Нана, довольная ролью судьи, отрезала кусочек по очереди то с одной, то с другой стороны. Прикрыв глаза, она медленно жевала муссаку, стараясь до конца прочувствовать ее вкус. Когда же тарелка опустела, потерявшие аппетит соперники в ужасе напрягли стух.
— Спасибо, — произнесла Нана, едва сдерживая свои чувства, — за все, что вы делали для меня, за все, что вы отдавали мне: за ваши души, тела, слова, глаза, за ваши соусы и гарниры. Сегодня наш последний ужин. Больше мы никогда не увидимся.
Едва она произнесла эти слова, как из ее глаз полились слезы.
— Я знаю, вы оба думаете, будто я замужем, но на самом деле это не так. Я солгала, потому что только так могла удержать при себе вас обоих, а мне не хотелось расставаться с вами. С обоими. Ну вот, — продолжала она, признавшись во лжи, которая была как гром среди ясного неба для ее любовников. — Ну вот, а завтра я выхожу замуж. И я пришла попрощаться, ведь мы больше никогда не увидимся. Но я навсегда сохраню самые прекрасные воспоминания о вас обоих. И днем и ночью я буду в душе изменять своему мужу, потому что никогда не забуду Димитриса и Дамоклеса.
